А отличники сдохли первыми… (Часть 3) - R. Renton

— … И у него, короч, ключи и паспорт был в карманах. Прописка тут рядом, на Улешах. Мы с Жуком сразу метнулись — а там, в натуре, хата целая ваще. Дверь железная, не вскрыли ещё. И холодильник забит. На новый год, наверное, затарились. — Взъерошенный длинноносый паренёк в замызганном пуховике делился впечатлениями удачно прожитого дня. Всполохи небольшого костерка то и дело сверкали в его возбуждённых глазах.

— Дык протухло, небось, уже всё… Бля, это чё икра? — Не по годам физически развитый парень выхватил банку и вчитался в надписи, поднеся её к чумазому лицу, уже успевшему обрасти редкой щетиной.

— Ага, прикинь, Макс! Консервов навалом, колбаса копчёная ещё живая, закусь всякая… И макарон три пачки. Крупа вот ещё… А самое главное — синьки целый шкаф!

— Охуенно… А то я уж и правда думал, что придётся к этим… — Щетинистый Макс махнул головой в сторону края крыши многоэтажки. Во тьме лежащего внизу города с этой стороны вдалеке виднелись редкие огоньки свечей в окнах больничных корпусов, занятых кадетами. До крыши изредка доносились звонкие голоса, отдававшие приказы при ночном разведении караулов.

— Н-не, н-ну а… А чё… У н-них там, г-говорят, всегда к-кормят. — Заикающийся пацан, самый младший из троих, пожал плечами, продолжая складывать перед костром банки и упаковки, извлечённые из школьного ранца. — И д-де-е… И д-де-е… Д-д-е-е…

— И дерьмо ты там будешь за ними подбирать! — Не выдержал взъерошенный мальчуган. — Там же у них типа испытательный срок. На чёрных работах, за еду…

— …И д-девчёнки есть! — Заика перебил его и закончил мысль. — П-прикольные!

— Да пошли они в жопу! — Отрезал Макс, продолжая разглядывать трофеи. — Ещё, блядь, я только на этих красных не горбатился… Только-только жить начали. Теперь хоть на улицу выйти можно спокойно. Чтобы не отпиздил никто.

— Т-так это и… Из-за н-них к-как раз! — Всплеснул руками заика по прозвищу Жук. — К-как ц-центровых п-перебили, т-так и С… С… С-спокойно стало. Х-хотя б тут! С-скажи, В-васёк…

— Ну ваще да. — Пацан в пуховике вытер набежавшие под носом капли рукавом и скептически склонил голову на бок. — Хотя вот при Перце можно было в кино сходить. Или в цирке на игру. А ща чё делать? Краснопёрые кино не показывают. Токо и развлечения, что одиноких жор пиздить. Да анекдоты травить, если пожрать есть чё.

— Ага, в к-кино… За н-недельную п-пайку…

— О, кстати, анекдот, ребзя! — Макс вчитался в банку сгущённого молока, извлечённого из пакета с найденными припасами и продолжил. — Бежит пацан по улице и орёт: «Пидара-асы! Пидара-асы!!!». А ему, короч, говорят: «Ты чё ж так ругаешься-то, мальчик?! У тебя ж ещё молоко на губах не обсохло!». А он такой: «Это ни хера не молоко!!! Пидара-асы! Пидара-сы!!!»

Васёк и Жук ответили дружным гоготом. Под одобрение товарищей Макс открутил крышку у коньячной бутылки и принялся разливать по кружкам ароматный горячительный напиток. Друзья приняли из рук приятеля наполненные ёмкости и тихонько пригубили обжигающее дорогое спиртное.

— Ништя-а-ак… — Васёк мечтательно прикрыл глаза, проглотив коньяк и закусив его ложкой красной икры. — Бля, пацаны, охуенно-то как… А представляете, если б щас всё как раньше было… Щас вот к десяти домой бы пошли. Потом уроки эти ебучие. И с утра в школу пиздуй. А там эта химия первым уроком, контрольная…

— Бля, так меня химичка бесила, пизде-ец. — Почесал щетину Макс. — Ебанутая же ваще. Сколько ей было? Лет сто, наверно…

— Н-ну не з-знаю… Меня бы щ-щас д-дома котлетки с п-пюрешкой ж-ждали…

— Ага. И пизды от бати. За то, что набухался! — Макс заржал и снова пригубил коньяк. — Хотя он сам до этого неделю в говно каждый вечер нажирался… И на мамку орал…

— А у м-меня б-бати н-не было… М-мама… Одна…

Напоминание о матерях заставило всех троих сникнуть. Опустив носы в кружки, пацаны некоторое время молчали, поглядывая на пляшущие язычки пламени заблестевшими глазами — не то от обжигающего горло напитка, не то от горестных воспоминаний о самом любимом человеке на свете.

Васёк первый воспрял духом. И, подкинув в костёр пару ножек от сломанных икеевских табуреток, попытался отвлечь приятелей от грустных мыслей остросюжетной историей:

— Ребзя, а вы слыхали про Чёрного Жору?

Его собеседники отрицательно помотали головами.

— Бля, да вы чё! Ща расскажу! Я вчера короч другана встретил, когда на родник ебашил. Димана. Мы с ним на футбол ходили в «Юность», помните? Вот он и рассказал. Пиздец ваще короч…

— А п-погодь… Я вроде т-тоже слышал… Это в-всмысле про т-тех, которые ща в-возле К-к… К-крытого тусят?

— Да не. Про этих-то все знают. Такие же, которые щас через мост с Мясика лезут, когда Комса об кадетов навернулась и там больше никто их не отстреливает… Которые такие… С красными глазами…

— Ну д-да. Это н-не они разве «ч-чёрные жоры»?

— Да не-е… — Раздражённо отмахнулся взъерошенный Васёк. — Он такой один! И если его увидишь — то мотать надо быстрее чем, от красноглазых! Те-то тебя просто схавать хотят. И тупят, как все остальные. А этот, короч, пиздец как всех ненавидит! Если он тебя засекёт — то всё. Хана. За день найдёт. И сначала отпиздит в мясо. А потом и замочит. Или чего похуже…

— Да брехня… — Раскрасневшийся от алкоголя Макс расслабленно махнул рукой и поудобнее устроился, протянув к огню ноги.

— Да нихуя! Диман говорит, у него дружбан был из октябрят. И он его сам видел, когда они Дзержинку брали.

— Д-да т-там же жоры в-всех п-перебили… К-как на К-крытом…

— Всех да не всех! Этот димановский кореш, короч, в универе успел заныкаться, куда-то под коробки. И всё видел. Как Чёрный Жора сначала на Дзержинку своих тварей натравил. Он у них, походу, главный там. А потом пришёл в универ и всех там порвал. Блядь, вот реально, говорит порвал. Не застрелил, не зарезал. Морду одному на куски разъебашил. И кишки за хуй наружу выдернул…

От таких красочных подробностей небольшая компания подростков притихла, позабыв про коньяк и ожидая дальнейших подробностей о зловещем мифическом существе. Васёк, чувствуя успех своего выступления, распахнул глаза для пущей убедительности и продолжил:

— И его самого, говорят, хуй завалишь. Ваще ниче не берёт. Ни нож, ни пуля. Он, блядь, как призрак сквозь стены проходит. Где бы ты ни прятался — везде тебя найдёт. — Васёк покосился на Жука и добавил. — Особенно, говорят, заик терпеть