Дэвид Гаймер. ПСАЛОМ
У мальчика не было имени.
Капсула, изначально доставившая его в этот мир, обозначалась цифрой X, но со дня своего пробуждения здесь он удостоился великого множества иных прозвищ. Грозовые великаны с пика Карааши — мудрецы-ремесленники и воины-мистики в минеральной броне, ожившие воплощения земной стихии, скопления мыслящего темного камня — окрестили его Катаклизмом. Их горный монастырь рухнул из-за его падения на планету, а во время последующих странствий он нечаянно выпустил на волю великого змия, плененного под скалами. Тогда мальчик не сумел остановить тварь — ему не хватило сил. С тех пор он стал называть себя Охотником.
Следуя по пути разрушений, он выбрался на поверхность мира, покрытую черным льдом. Неумирающие фантазмы, которые рыскали на нижних склонах Карааши, — духи закодированных личностей, выпавшие из синхронности со временем, пространством и даже здравым смыслом, прозвали его Завершением. Дальше на юг, где корка ледника сменялась песчаной тундрой, из слоев пыли выступали комплексы пирамид, созданные цивилизациями, исчезнувшими эпохи назад. Воющие шквалы не повредили их геометрически безупречных граней, и никто не мог взломать их замки… до прихода мальчика. Мехарахниды и фазовые призраки, охранявшие лабиринты тех склепов, не пытались дать ему имя — только убить. Эйдолические же алгоритмы, которые в качестве последнего средства пробовали договориться с ним, обращались к нему Рехев-Нетжер. Это означало «Сын человеческий».
Фрагментарные воеводы Сублимината называли его Плотью.
Сначала в импровизированном прозвище выражалось их стремление завладеть этим ресурсом, настолько ценным, что они не могли оставить его безымянным. Когда все попытки ассимилировать мальчика в их рабочие коллективы оказались бесплодными, желание сменилось презрением. После того как он демонтировал одну за другой все когорты сборщиков, посланные за ним, к слову добавился шифр страха.
Из всех прозваний, которые носил или получал мальчик, именно это сочеталось с ним лучше всего.
Ведь он состоял из плоти.
Но прозвище не прижилось. Зачем бы ему понадобилось имя?
Мальчик шел от развалин Черной Вершины и руин когда-то могучей цивилизации на протяжении времени, которое не умел отсчитывать, и преодолел расстояние, которое не мог измерить. Он направлялся строго на юг, по следу выпущенного им биомеханического чудовища.
Вероятно, эта черная планета обращалась вокруг какого-нибудь солнца, но путник не знал о нем. Если тут и были времена года, то одна лишь зима. Неизменность мира темным плащом накрывала ландшафт, где любой порыв ветра напоминал апокалипсис. Здесь не было ни дней, ни ночей. Свет появлялся внезапно. Из-за неистовости воздушных потоков и обилия проводящих частиц в атмосфере часто, пусть и нерегулярно, происходили электромагнитные выбросы. Мальчика ничему не учили, но он интуитивно понимал все это и стремился осмыслять подобное с той же ненасытной жадностью, которую проявлял, подвергая свой меняющийся организм все новым проверкам в поисках пределов собственных возможностей.
Если таковые и существовали, ему пока не удавалось найти их.
Шагая дальше, он начал определять течение времени по выпадавшим ему испытаниям, по тому, как равномерно удлинялись его конечности и укреплялись мышцы. По тому, как неторопливо менялось тело, преображая мальчика в нечто иное, чему он еще не отыскал определения.
И ему до сих пор не встретилось ни одно создание, хотя бы отдаленно похожее на него.
Мальчик протянул руку к мертвому существу.
Оно немного уступало ему в размере и скрывалось под керамитовой оболочкой бронзового цвета. На изогнутых пластинах панциря виднелись строчки каких-то пиктограмм, но пыль, песок и воздействие времени стерли осмысленный текст.
Создание имело две руки, две ноги и одну голову. Хотя оно напоминало многих механических, полумеханических и инфернальных тварей, с которыми раньше сталкивался путник, объекты с вертикальной симметрией попадались ему редко. Однако в строении этого тела он увидел что-то безотчетно знакомое — нечто, показавшееся ему приятно логичным.
Он провел рукой по шлему трупа, стирая пыль. На тыльную сторону его ладони давил ветер, но вдоль полоски, оставленной средним пальцем, быстро возник бугорок черного песка, ненадолго прикрывший смотровое забрало. По закаленному стеклу расходились паутинки трещин — мутные окружности с центром в точках, где гонимые бурей частицы врезались в щиток, но недостаточно мощно, чтобы полностью расколоть материал. Некоторые повреждения выглядели значительно более давними, судя по широким кольцам деформаций. Мальчик счел, что вмятины появились еще до того, как тело упало здесь. Как правило, сырье, будь то плоть или что-либо иное, недолго лежало бесхозным. К тому, что не разрушали и не погребали ветра, быстро стекались все находившиеся поблизости технопадальщики, у которых хотя бы частично работали ауспики.
Мальчик заглянул в потрескавшийся лицевой щиток.
Внутри он увидел лицо.
Бледное, с грубыми чертами, словно бы нарисованное на черепе, обрамленное нечесаной гривой цвета золы, оно обладало собственной симметрией. Лоб прижимался к подкладке шлема так, как если бы мертвец косился вбок. Пряди волос ниспадали на
