Виталий Башун - Мартин Сьюард или рояль в кустах

— Тут я ему так врезал, что только пятки мелькнули над забором, а зубы ка-а-а-ак брызнут в разные стороны. Один даже меня оцарапал. Вот видите маленький шрамик на щеке? Во-во! Так это от одного из этих зубов. Значит, поворачиваюсь я к девушке и говорю: «Не боись, красотка! Больше этот хам тебя не побеспокоит!». А девица так мило краснеет, смотрит на меня влюбленными глазами и эдак прозрачно намекает: «Пойдем, эт самое, на сеновал — покажу какое тятенька сено в этом годе заготовил». А я что, дурак отказываться когда такая краля приглашает… ха-ха… на сено полюбоваться? Я и говорю: «Давай. Только ты первая. Дорогу покажешь.». А она опять краснеет, но по лесенке первая карабкаться стала, а я вслед, да наверх поглядываю. Братцы! Она ж без панталончиков совсем! Такие виды мне открылись, я вам скажу. М-м-м-м-м. Мне даже лезть за ней стало жуть, как неудобно. Против природы не попрешь, так я своим восставшим достоинством чуть все ступеньки не пересчитал. Как еще не посшибал их нафиг? Крепкая лестница оказалась. Иначе потом прыгать с верхотуры пришлось бы.

Я неспешно допил пиво и оглядел слушателей: двоих крестьян из соседних сел, приехавших к родне повидаться, одного солдата войска императора Лидия, едущего на побывку, и приказчика проезжего купца. Были еще две слушательницы — дочки-близняшки одного из крестьян. Миловидные крепенькие девушки лет по четырнадцати. Папенька от греха подальше посадил их за соседний стол, как только тема моего повествования стала более-менее известна, но те, пользуясь исконно женскими тайными ухватками, умудрились не пропустить ни слова из моего рассказа. Под конец они даже забыли всякую осторожность и любопытными мышками выглядывали из под папенькиных… хм… подмышек.

С сомнением оглядев кружку, поднял ее повыше и глянул внутрь, словно в ствол мушкета, показывая тем самым полнейшее наличие отсутствия в ней благословенной влаги. Моя аудитория позакрывала рты, подобрала слюни и нетерпеливо махнула разносчице, чтобы несла еще. Поскольку махнули все, а я под шумок даже двумя руками, бедная разносчица, постояв несколько минут в ступоре, решила не ломать голову над математической задачей: сколько точно было заказано кружек, — просто удвоила количество пива. Я такому решению был банально рад и первым делом залпом освободил содержимое одной из посудин и отхлебнул из другой, чтобы никто не предъявил на нее права.

— Знаете, на самом верху я все-таки не смог больше просто так смотреть на виды, что мне открылись. В общем, не удержался и обеими руками вцепился в аппетитную попку, стал мять, целовать и… чуть не рухнул вместе с красавицей. Она с придыханием сказала: «А-ах-х!», — и немножко прогнулась мне навстречу. Ну тут уж я с силой подпихнул за ее белые округлости и дева птицей легкокрылой взлетела прямо на свежее сено. Я следом. Пока не очухалась, стал быстро-быстро освобождать ее от одежды. А она в это же время, не будь дура, еще быстрее раздевала меня. Горячая деваха или без ласки давно. Ну а я ж не деревенщина какая. С понятием. Не стал сразу тыркаться. Для начала погладил… Как это в книжках пишут: «Мои руки запорхали по ее гладкому телу, словно пальцы музыканта по струнам». Губами и языком я им помогал. Мы еще только начали, а девушка уже чуть ли не кончает, а уж когда я лизнул пупок и стал спускаться ниже, она так вцепилась в мою шевелюру, да притиснула к себе, что я аж задохнулся почти. Я ее ублажил чуток языком, а когда ее прям заколотило от страсти, вдул ей прямо по самые по помидоры. Ох, мужики, что было-то! Огонь, а не девка! Ее вопли небось вся деревня слышала. Да еще с рыком и воем таким, что аж мурашки по коже. Заво-о-о-о-одит, прям ужас. Я где-то там с краю сознания уж даже побаиваться начал — а ну-ка батяня ее не вовремя с поля вернется? Или из братьев кто? Не. Я их не боялся. Я ж четверых отметелить могу, как неча делать. Ну-так не бить же ее родню-то. Неудобно получится. В общем, часа три мы так с ней кувыркались. Она оказалась ненасытной, как нимфа речная… С нимфой-то? И с ней дело имел. Помню как-то раз остановился наш обоз у речки, а я тогда в слугах у барона Никоса служил, так вот там… Ну это отдельная история. Доскажу сначала про ту деревню. Собственно рассказывать почти нечего больше. Я то готов был продолжать, да красавица пощады запросила. О чем говорить, если стоит сиську лизнуть, она уже в судорогах сладостных бьется. Вроде как больше и делать ничего такого уже не надо. Ну я ж не изверг какой. Отодвинулся и передохнуть дал. Она ж потом после меня и не взглянет больше ни на одного парня, а ей еще замуж выходить. Мне-э-э-э-э?! Жениться?! Тут все очень непросто. Потом расскажу. Значит, полежали мы чуток, отдохнули, да спускаться на землю грешную начали. Уже у калитки стоим, прощаемся, глазки у краткосрочной любви моей блестят, слезинки скатываются, она меня все уговаривает остаться. Обещает с родителями все решить, приданое богатое нам в семью принести: дом там, свиней, гусей, курей, перин да подушек. Мне аж на минуту и в самом деле остаться захотелось, да одумался, простился с ней ласково, слезинки губами высушил, повернулся, а тут — нате вам… явление.

Я допил пиво и снова внимательно присмотрелся к кружке — вдруг там на дне еще пивка чуток осталось. Понятливые слушатели моментом налили доверху, да соленой рыбки миску ближе подвинули.

— Ну что там? Что? Дальше давай, паря. Не тяни!

— А что дальше? Дальше все ожидаемо. За калиткой ухажер давешний нарисовался. Да не один, а с двумя дружками. И, надо сказать, явно не с цветами меня провожать собрались. Хотя может и с цветами, но только на могилку. Мою конечно. Я бы их за пару ударов уложил, да вишь какое дело, оборотнями они оказались и ждали меня уже наполовину перекинувшись. Все на голову меня выше, волчьими клыками скалятся, ручищи могучие, волосатые, разминают и поглядывают так… ну как мы на эту вот рыбку. Съесть может не съедят, но шкуру срежут и плавники поотрывают. Тут и моя красавица, смотрю, тоже перекидываться начала. Да вперед выдвигаться. Она то хоть и тоже оборотнем оказалась, да помельче и похлипче тех парней в любом случае. Ну я тут выхожу грудь колесом, небрежно так задвигаю ее за спину… ну не задвигаю, но вперед все равно выхожу и со всей куртуазностью… Не кургузостью, а кур-ту-аз-ностью — вон господин приказчик образованный, он понял (приказчик ожидаемо приосанился и посмотрел на меня с одобрением) — а вам поясню. Со всем, значит, вежеством и приличием… ага поняли. Молодцы. Так вот о чем я? А! Я и говорю этим собакам драным: «А что вы, шавки облезлые, забыли здесь? Али одному понравилось, как я ему клыки подровнял, так и вам тоже захотелось. Ну, дык, становись тогда в очередь. Знахарем с дипломом поработаю. Для вас лично бесплатно, ибо добрый я сейчас.». Ка-а-а-а-ак они разрычались. Врать не буду — струхнул малость. Однако не тот герой, что страха не имеет — это умом убогий — а тот, кто страх свой преодолеть может. Этому меня наставник крепко научил. Значит, задавил я робость да и врезал ухажеру снизу в челюсть. Клыки, что у него уже отрастать начали, снова семечками в стороны брызнули. Я тут же с разворота засандалил второму пяткой в грудь, прям в душу, как говорится. Ну а с последним и вовсе просто — пнул его в голень, потом врезал по причинному месту и локтем в челюсть добавил. Они послушно прилегли отдохнуть, а я крепко поцеловал красотку прямо в губы, взял узелок с пирожками, которые она успела мне собрать, да и был таков. А как в соседнюю деревню приковы… в общем, пришел… между прочим весь день и ночь шел. Так мне там все и обсказали. В той деревне, где я покуролесил, сплошь самые настоящие… оборотни (!) живут, — мои слушатели ахнули. — Как есть оборотни. Эти самые оборотни людей не едят и вообще-то не безобразничают, но молодых парней и девок всеми путями заполучить стараются. С рождаемостью у них агромадные проблемы в оставленной, что там, где я был, сплошь оборотни живут. Они, если одинокий путник им понравился, нарочно дают с девой покувыркаться и коли той понравится, оставляют у себя. Женят и год два сторожат, чтобы не ушел, пока, минимум, двое детей не заделает. А дети все тоже оборотнями родятся. Такие вот дела.