— За мной! — прорычал он, бросаясь к ближайшему дому, где дверь на чердак криво висела на одной петле.
Он на бегу перевел предохранитель на автоматический огонь, готовый в любой момент увидеть, как из-за строения появятся твари.
Дом оказался тот самый, с синей крышей, где, по уверениям Лажева, когда-то жил его друг. Сам Лажев живо метнулся в сторону, чтобы через пару мгновений показаться из-за сарая с лестницей в руках. От ее тяжести Кирилла повело в сторону, едва не завалив, но он устоял, ну а дальше ему уже помог Семен.
— Полина, первой, наверх! — Чужинов кричал в полный голос, потому что твари неслись именно к ним, в этом сомнений никаких не было, как не имело смысла теперь соблюдать тишину. — По краям перекладин наступай, иначе сломаются!
Полина, в отличие от остальных, весит немного, но лестница долго пролежала на земле, по ней предстояло подняться еще пятерым, и им тоже не мешало об этом напомнить.
Одна из перекладин действительно сломалась, под самим Глебом, когда он последним рванул вверх по лестнице. Его успели подхватить за руки, выдернуть, и уже за спиной он услышал выстрел из ружья, а затем и короткую очередь. Тут же рядом с ним упала лестница, и Глеб, перед тем как подняться на ноги, отодвинулся от нее, потому что на ней была видна кровь одной из тварей.
— Ну что там? — приблизился он к проему, все еще усмехаясь своему недавнему действию.
— Спрятались, с… — буднично произнес Семен, держа наготове автомат. — Только одну и успел зацепить, но надежно.
— И я одну, — Лажев после пробежки хрипел. — Чуть ли не в пасть ей ствол загнал, — и он закашлялся.
— Спасибо, Кирилл, она бы меня точно успела цапнуть, — поблагодарил его Глеб, заодно похлопав между лопаток, помогая прокашляться.
Внизу действительно лежало два трупа. Других тварей не было видно, и это создавало огромные проблемы. Несмотря на все свое остервенение по отношению к людям, тварь, когда необходимо, гадина очень хитрая, все давно уже успели в этом убедиться. Если есть хоть малейшая возможность вцепиться в горло — она будет нестись прямо на пули, но в такой ситуации, которая сложилась сейчас, черта два ее заставишь высунуться. Теперь они будут выжидать бесконечно долго, и обязательно дождутся своего часа, когда люди, отчаявшись, попытаются прорваться, чтобы спастись бегством.
С противоположного края чердака один за другим послышались три выстрела, после чего послышался голос Войтова.
— И от меня парочка, — вслед за этим раздался еще один хлопок. — Все, теперь точно две.
Денис нашел в досках фронтона щель, чтобы просунуть ствол «Стечкина». Затем обратился к Лажеву:
— Атас, ты бы спустился в дом, к своему другану и объяснил ему, что мы на его чердак вынужденно попали. Тебя твари не должны тронуть: вы одного роду-племени.
— Жаль, не ты вслед за Глебом по лестнице лез, и я тебя с тварью не спутал, — не остался в долгу Лажев. — Ох, я и засунул бы ствол в твою пасть, чтобы до самых кишков достать.
— Господи, да о чем вы?! — не выдержала Полина. — Возможно, нам здесь всем погибнуть придется, а вам все неймется. Глеб, скажи ты им, наконец!
— Говорю. Еще пару слов, и я прямо сейчас тебя с донесением к Викентьеву отправлю. Веришь мне, Войтов? — внешне Чужинов выглядел спокойным, но внутри едва себя сдерживал.
— Все, все, Чужак, — отгородился тот от него ладонями — с него действительно станется.
— Ты бы, Денис, лучше спасибо Кирюхе сказал, — заговорил вдруг Поликарпов. — Если бы он лестницу вовремя не отыскал, вряд ли бы мы все здесь оказались, времени забраться не хватило бы.
Вместо ответа Войтов, повернувшись ко всем спиной, припал к щели, что-то буркнув себе под нос.
«Его бы в больницу, вон лицо какое серое. А вдруг инфаркт? — Глеб в очередной раз взглянул на сидевшего на земле и опершегося спиной на ствол поваленного дерева Кошелева. — Чтобы капельницы, уколы и все остальное, что необходимо. Только куда?»
Ильино все больше заволакивало дымом, пожар разгорался.
«Ну не может же быть так, чтобы везде сразу? Должно же быть место, где всего этого нет. Нужна машина, желательно внедорожник, — и Чужинов перевел взгляд на пробку у моста. — Например, вон тот японец вполне подойдет: видно же, что подготовлен он явно не для понтов по городу. Да и оружие в патрульной машине».
Насколько он уверенней бы себя чувствовал пусть даже с этим огрызком, АКСУ. И пара ПМов не помешала бы: стрелять с двух рук у него какой никакой, но навык имеется — в его родных войсках готовят на совесть. Эти гадины, а что они? В конце концов, они не умеют снимать одним выстрелом в голову с дистанции, на которой противника невооруженным глазом даже не разглядишь. Или из засады внезапной очередью в упор. Их, этих гадин, и не видно, кстати. Даже та парочка, что возле «Днепра» была, испарилась.
Глеб прикидывал подходы к мосту, а руки были заняты другим. Выбрасывателя у ружья не имелось, и потому он раз за разом переламывал ружье, разряжал его, стучал кистью с зажатыми в ней патронами по бедру, после чего вновь вгонял их в стволы. Раз, другой, третий, десятый, двадцатый. Автоматизма за полчаса не наработаешь, но лишним не будет: глядишь, в нужный момент и без заминки обойдется, которая иной раз ценою в жизнь. Кто же мог знать, что все так печально: там, на усадьбе, столько стволов осталось, значительно больше подходящих к случившемуся.
«Так, если подогнать джип к подножию холма, а они там уже будут меня поджидать, им только и останется вскочить в него. А потом, потом как карта ляжет: какими бы ни были быстрыми эти гадины, за машиной им не угнаться. Медлить смысла нет — скоро стемнеет. Попросить на всякий случай пистолет у Кошелева? Вряд ли он его даст, и правильно сделает».
— Как вы себя чувствуете, Андрей Владимирович? — обратился он к нему.
Возможно, придется помочь ему спуститься с холма. Или на себе спустить.
— Мне уже лучше, Глеб. Только ты вот что — выбрось-ка все это из головы.
— Что именно, Андрей Владимирович?
— То, что ты задумал, Глеб, — Кошелев пошевелился, и лицо его болезненно искривилось. — Не стоит, поверь мне. Будь я в лучшем состоянии, можно было бы и попробовать, но не в одиночку.
— Но машина, Андрей Владимирович…
— Глеб, вот что я тебе скажу: все намного страшней, чем может показаться, успел я налюбоваться тем, что творилось там, внизу. Сейчас, отойду немного, и мы пешочком, пешочком, так будет надежнее, поверь.
Слова Кошелева прозвучали больше просьбой, нежели увещеванием.
— Хорошо, Андрей Владимирович, я останусь, — пожал плечами Глеб.