— Конечно же нет, — я выдал утрированное непонимание и возмущение, — Они делятся информацией, — назидательно окончил я.
Наградой мне был веселый смех. Эти неугомонные создания растрезвонят весть о том, что перворанговый Эскудо следил за КарСве, которого якобы в упор не замечает. Мелкая пакость успешно осуществлена.
Через пару пятидневок я и думать забыл об этом инциденте — история Земли изначальной заслоняла все, когда ко мне на тренировке подошла Киото-Грин, она напоминала котенка вздыбившего шерсть и выгнувшего спинку.
— Приветствую. Некоторые особы, распускают слухи, — начала она без предисловий, — что ты застукал Эскудо-Генделя следящим за Карааба-Свентсоном. Это так?
— Хм… И да и нет — это интерпретация фактов, — ответил я.
— Вот как? И каковы факты? — тонкая, изящная, черноволосая красавица с явной примесью азиатской крови была готова защищать всех входящих в ее круг — круг перворанговых послов.
Я пересказал ей слово в слово наш разговор с Эскудо, опустив, правда, свои последние реплики.
— И вы готовы повторить это ему в глаза? — выбросила она свой последний козырь.
— Конечно, — мягко ответил я. Киото погрустнела, она поверила мне и поняла, что Эскудо несколько не такой, каким кажется, по крайней мере — он врет в мелочах.
— Зачем вы рассказали об этом? — ага, хороший вопрос: почему я выставил в невыгодном свете своего коллегу по цеху так сказать.
— А я не видел и не вижу причин скрывать подобную информацию, — довольно жестко ответил я.
— Понятно.
— Что вам понятно? — еще жестче спросил я. Мы смотрели друг другу в глаза, меряясь взглядами.
— Первое, — начал я, — не пойман — не вор. Второе, пойман — так отвечай за поступки. А поймали Эскудо. Не Караабу.
— Да он кошка блудливая! — выпалила она.
— Да, — согласился я, — И что меня удивляет больше всего, так это то, что он еще успевает учиться и даже выбился в десятку лучших в своей семье. Вы же не будете утверждать, что ВСЕ свои успехи, включая ежемесячное тестирование, он получил через постель?
Это было подобно холодному душу, очевидно, она не задумывалась о том, что КарСве учится и учится неплохо и сейчас, по ее растерянному виду было видно, что она корит себя за такую «близорукость».
Что-то пробубнив вместо прощания, Киото скрылась. А я остался в некотором раздражении от того, что на меня уже можно вешать табличку «Адвокат Карааба-Свентсона». Всё. Надоели.
Я полностью погрузился в учебу и выстроил свой график так, чтобы меня ничто и никто больше не отвлекал. К положенному сроку я был допущен к экзаменам и получил очередной диплом. Впереди было последнее полугодие у Синоби, о котором я думал с заметной слабостью в коленках, сестра, так та вообще не скрывала паники, ища у меня поддержки.
Но мы напрасно так переживали — да, было трудно физически, да, теоретических знаний в нас впихивали немеряно, но морально-садистских вирт не было. А когда мы точно узнали что их и не будет, то вообще все тяготы переносили как говорили предки «на ура». Полгода пролетели как-то незаметно и наступил день, когда старый дедушка Синоби по укоренившейся привычке сверлил нас с сестрой взглядом и давал напутствие. Обращался он в основном к Аре-Лин, напоминая о том, что она Синоби в большей степени чем Викен, несмотря на расстановку фамилий. Мне же он обронил нечто в духе «ну ничего, выдержал, не опозорился… как ни странно». Мы не принимали его слова близко к сердцу, потому что уже знали: дедушка Синоби это «кнут», а «пряники» это воспитатели, хотя правильнее было бы их назвать «регенерационными пластырями». Именно дедушка Синоби раздавал задания Тукам и выбирал вирты, именно он принимал решения когда, кого и чему обучать и как, не единолично впрочем, но его слово было решающим. Я испытывал к нему весьма смешанные чувства, сестра же была настроена более лояльно — он помог ей с учебными планами Тропезского училища, и фактически благословил на учебу там, а ей это и было нужно. Можно сказать, что она дедушку любила, в отличие от меня, но мне он дедушкой и не был.
Я думал, когда мы окажемся за воротами поместья Синоби — нахлынет радость освободившихся узников помноженная на осознание, что мы сюда больше не вернемся, но отчего-то было грустно. Память услужливо припрятала все тяжелые и горестные эпизоды, оставив лишь чувство общности и семьи. Выйдя за ворота, мы ощутили себя сиротами, а еще предстояла скорая разлука — отлет сестры на Тропез. Вместо радости было грустно до слез, а еще немного страшило будущее, потому что не знали, чего ждать от отца. Но такое наше настроение быстро минуло, развеянное в моем случае гейшей, а у сестры — ее постоянным донжаном. Отец таким образом поощрил ее блестящую сдачу вступительных экзаменов в Тропезское училище, а мама, как и обещала, сделала мне подарок на шестнадцатилетие.
Итак, сестрица благополучно поступила в Тропезское, а я вернулся в университет — взрослая жизнь со всеми ее проблемами еще не наступила, мы получили полтора года отсрочки.
Приехав в очередной раз в общежитие, я получил свою прежнюю квартиру. Разместившись, я, по уже заведенной привычке, осмотрел окрестности — ничего не изменилось, всё как всегда.
Выходя в коридор следующим утром, я на несколько мгновений лишился дара речи и сохранил невозмутимое выражение лица лишь благодаря все тем же Синоби и их тренировкам. Я увидел КарСве… с рыжими кошачьими ушками и хвостом, он поздоровался.
— Приветствую, — ответил я, — а что, сегодня какой-то дневной маскарад?
— Ах… Нет… Это мне Киото-Грин подарила, — ответил он, поймав хлещущий ноги хвост, уши на голове шевелились в такт словам.
— Ага… Хороший подарок, — глубокомысленно заметил я.
— Угу, она же интересуется историей Земли изначальной и ее любимый период — предкризисный, — принялся он рассказывать. — А тогда в масс-медиа был популярен такой образ «Нэко» — человек с кошачьими ушками и хвостом.
— И?
— И нэко-девочки, они, значит, были такие непосредственные и без комплексов, а нэко-мальчики, ну точно как я, — закончил он с сияющей улыбкой, а чтобы у меня не осталось сомнений, добавил, — Она статью-справку по нэко подготовила и распространила… когда дарила ушки и хвост.
Дурдом… Психбольница! А не посольское общежитие.
— Ты и на территории Университета с ними? — «он что, позорится перед студентами-иностранцами»?
— Ага.
С ума сойти. Верней, они тут все уже посходили.
— КарСве, объясни мне, примороженному, почему ты их носишь?
— Ну, во-первых, мне идет… — я состроил скептическую гримасу, — а во-вторых, я надеюсь таким образом дать понять, что она мне дорога, и я с гордостью ношу ее подарок.
