– Какое?
– Не шуметь!
Водитель командирской багги переключил режимы, и двигатель машины стал работать намного тише.
– Понял?
– Ага…
– Сколько отсюда до Колесниковки?
– Напрямую километров пятнадцать.
– Как поедем?
– Взгорочком до леса, вдоль посадок, потом оврагом…
– Проедем?
– Я тут всё в детстве исходил.
– Когда до села останется километра два, скажешь.
– Хорошо.
– Вперёд! – скомандовал Яшутин. – Всем «глаза» и «уши»! До моего приказа не стрелять! Фары на «ультра». Всем надеть ночники!
Отряд медленно проехал сквозь брешь в сетчатой трёхметровой стене и устремился вперёд, в темноту.
Ночь была беззвёздная, тёплая, северный ветерок приносил в кабины машин знакомые запахи трав, болотистых низин и сгоревшего сена. Рокот моторов багги, приглушённый специально разработанным для этого режимом (двигатели к тому же закрывались изнутри отражателями звука), был почти не слышен, и казалось, машины плывут, как древние челны, среди заросших травой и кустарником холмов.
Когда-то поля вокруг были засеяны пшеницей, рожью и подсолнечником, но с две тысячи четырнадцатого года никто окрест ничего не сажал, и унылый ночной пейзаж мало чем отличался от дневного, разве что ночь больше скрывала бедственное положение брошенной земли.
Через полчаса проводник напомнил о себе, прошептав сидевшему рядом лейтенанту:
– Дальше огороды… справа заброшенный овин… потом школа… не работает… а следом клуб.
– Откуда ты знаешь?
– Я родом из Югановки, всё здесь знаю. Бабушка здесь осталась.
– Стоп, железо! – скомандовал Яшутин. – Гургенидзе – на левый фланг! Кошкин – на правый! Я и Волобуев идём прямо. Машины по команде поставить на бугорок за оврагом, прикроете огнём, если понадобится. Не шуметь! Двинулись!
Группа разделилась, бойцы метнулись вправо и влево, поднимаясь из невысокого оврага наверх.
– А мне что делать? – прошептал проводник.
– Будешь ждать нас здесь.
Яшутин в сопровождении двух бойцов выбрался на край оврага, взялся за бинокль.
Колесниковка почти полностью лежала в темноте. Лишь у клуба, превращённого в казарму, горел фонарь, да где-то на другом конце села светили фары автомобиля. Рассвет вот-вот должен был начаться, но подобраться к селу ещё можно было, не привлекая ничьего внимания.
– Овин справа, командир! – прошелестел в ухе голос замковзвода Чонаева.
– Вижу. Охрана?
– Подойдём поближе, отсюда не видать. Может, перепились, трудяги, думают, мы сюда не сунемся?
– Охват!
Бойцы слева и справа растворились в темноте.
Небосвод на востоке начал сереть, и Яшутин с тревогой подумал, что отступать придётся уже засветло.
– В темпе!
Никто не ответил, все знали своё дело.
Пять минут потребовалось отряду на окружение окраины села и крытого овина, в котором когда-то хранили сено или зерно. Теперь там сидели пленники, но из полуразрушенного здания не доносилось ни звука. Утомлённые событиями женщины и дети, очевидно, спали.
– Двое у ворот, – доложил Чонаев, – на телеге, не двигаются, скорее всего спят. Третий сидит на крылечке, сосёт из бутылки сивуху, судя по запахам. Вооружён, похоже – «калаш».
– Нависли! Минута до броска!
Яшутин бесшумно перебежал открытый лужок, прокрался вдоль ветхого деревянного забора к грудам досок и какого-то технологического мусора – покрышек, тележных колёс и осей, остова комбайна и ящиков. Овин стал виден как на ладони. У его левого края стоял крытый грузовик, судя по очертаниям – старый российский крытый «МАЗ». На нём и собирались перевезти пленников в глубь Украины перепившиеся похитители из батальона «Днепр».
– Начали!
Ночная оптика очков показала, как к овину метнулись зеленоватые текучие «призраки». Раздались удары, тихий сип, негромкие шлепки, возня, и всё стихло.
Понять, что происходит, сторожа овина не успели.
– Минус три! – доложил Чонаев.
Яшутин добежал до покосившегося крылечка перед овином, чуя, как рядом в двух шагах бежит техник группы Ризван Сабиров, отвечающий за работу оборудования спецкостюмов.
Тело боевика, пившего самогон, оттащили от крыльца.
Бойцы начали возиться с дверью, но она оказалась незапертой, воротину подпирал деревянный чурбан.
Дверь заскрипела, пропуская Яшутина и двух бойцов. В нос шибанули спёртые запахи гнили, пота и мочи. Лучи фонарей выхватили из темноты кучи мусора и лежащих у стены на полу прижавшихся друг к другу людей. Одна из женщин не спала, привстала, прикрыв глаза рукой.
– Тихо, граждане! – выдохнул лейтенант. – Свои! Не кричите, не шумите, не переживайте, мы вас выведем. Вставайте. Сколько вас всего?
– Ой, наши! – подхватилась женщина рядом.
Началась возня.
– Тише! – повторил Яшутин. – Нас услышат! Все здесь?
– Девять человек, – прошептала женщина, которая не спала, в сером платке. – Двоих увели, младшеньких.
– Кого?
– Люду и Валю, мои девоньки. – Женщина всхлипнула. – Им всего тринадцать и пятнадцать лет.
Яшутин сжал зубы.
– Кто увёл, куда?
– Главный ихний, бородатый, они его фюрером звали.
– Чёрт! Где он остановился?
– Мы не знаем… не видели, – раздались робкие голоса.
– Волобуев, Колесников, выводите людей, доведёте до оврага – и назад. Чтоб мышью!
– Понял, – отозвался сержант. – Гражданки, выходим на цыпочках и топаем отсюда.
– Я не брошу дочек! – с тихим рыданием проговорила женщина в платке.
– Не волнуйтесь, мы их освободим, уходите вместе со всеми, вы нам не поможете.
Яшутин вышел из овина, с облегчением вдохнул свежий воздух, мимолётно подумав, что украинские «освободители» действуют так же, как их «доблестные» деды, служившие фашистам в годы Великой Отечественной войны.
– Чонаев, ищем хату главаря! Сабир, тащи сюда проводника.
– Не нужен проводник, командир, – сказал Чонаев, – хату наверняка охраняют лучше, да и «бэшки» с джипами там же стоят. Щас проверим.
– Вперёд!
Волобуев вместе с Колесниковым повели женщин в огороды, спускающиеся к оврагу.
Остальные бойцы перебежками двинулись к центру села.
Наметился рассвет, край небосвода на востоке посветлел, хотя между домами и во дворах по-прежнему было темно.
Напомнил о себе оперативный центр Ось-три в Москве:
– Браво-один, доложите обстановку.
– Работаем, – ответил Яшутин. – Освободили девятерых захваченных, потерь нет, осталось двое. Вытащим и смоемся.
– Уходите немедленно! Из Югановки в Колесниковку направились три борта, «бэшка», автобус и «Хамви».
– Далеко?
– В пределах получаса.
– Успеем!
– Браво-один, приказываю…
Яшутин выключил рацию.
– Парни, шустрей, у нас всего минут пятнадцать!
Движение отряда ускорилось.
Через минуту обнаружили дом, возле которого стояли БТР и два бронированных джипа. Мотор одного из джипов работал, фары светили вдоль улицы. Водитель возился в кузове, что-то передвигая, гремя железяками.
– Две линии! – скомандовал Яшутин.
Группа разделилась. С десяток бойцов окружили «штаб» батальона (в его окнах свет не горел), образуя линию внешнего оцепления, остальные подкрались к застывшим автомобилям, готовые начать атаку.
– Арсен!
К джипу с работающим двигателем метнулась тень.
Возня в багажнике машины прекратилась.
К дому со всех сторон вынеслись ещё четыре тени.
Раздались глухие удары, шорохи, хрип.
Охранников было двое, оба они спали во дворе дома на охапках сена и проснуться не успели.
Яшутин и Сабиров, включив очки ночного видения, осторожно отодвинули скрипнувшую дощатую входную дверь, просочились в сени старого бревенчатого строения, возведённого, наверно, чуть ли не после войны, но сохранившегося благодаря каменному фундаменту.
Захрустело под ногами, но тихо: нога наступила не то на разбросанные по полу куриные кости, не то на осколки стекла.
Замерли, прислушиваясь.
В доме стояла недобрая тишина. Те, кто расположился здесь – командир разведвзвода и, возможно, его охрана, спали, хотя Яшутин чувствовал, что пленницы, точнее, дочери женщины в платке, лежат где-то скорчившись и не спят.
Он досчитал до семи, распахнул скрипнувшую дверь, и оба сквозь волну неприятных запахов ворвались в хату как огромные кошки, беззвучно и мягко. Яшутина замутило: он обладал очень тонким обонянием.
Внутреннее пространство дома было разделено перегородками на три помещения.
Слева – нечто вроде кухоньки: плита, стол, лавка, справа – спаленка, между ними проход в горницу, занимающую большую часть всей территории хаты. Оттуда доносился храп.
В спальне было тихо, но интуиция подсказывала, что в ней расположились два или три человека, и по неровному дыханию можно было судить, что кто-то из них не спит.
Яшутин сжал руку Сабирова, ткнул пальцем в горницу, себя в грудь и в спальню. Сержант кивнул.
Досчитав по привычке до семи, Яшутин вскинул кулак вверх, и они метнулись в комнаты согласно плану.
