Король Сильвании, несменный с эпохи Сокрушения Идолов, Драйл Первый, сидел возле небольшого пруда в своем саду под сенью молодого вяза. Он был из почтенного рода, который занял трон как нельзя кстати, потому как прежние властители вели в своем непробиваемом консерватизме страну к верной гибели, а пресловутая Война Кинжалов была ими с треском проиграна.
Сильванийцы не любили переворотов, однако, в трагическую годину не было места для жалости, и в сопоставимости целей со средствами лесные эльфы могли посоперничать в цинизме со своими темными братьями по всем статьям. Только руки Драйла не были по локоть в крови, как полагали многие. Это был тот тип истового сильванийца, до мозга костей, который ратовал за разумную самобытность и культурное наследие. Высокий, статный, он не носил слишком длинных волос, а обходился прической чуть ниже плеч. Его глаза не были столь большими и яркими, как рисовали его на портретах, мутно-серого цвета и холодные, как лед. Всегда и везде. Длинный, прямой нос, высокие скулы и характерный подбородок — типичный обазчик эльфийских владыки тех лет.
Одевался немолодой уже по годам, но вполне молодой на вид государь довольно просто и даже на празднествах, баллах и приемах являл своим подданным образчик умеренности. Никто не видел его волос распущенными. Правитель недолюбливал старых негласных знаков, что сложились у сильванийцев давно, и по которым можно было судить о настроении обладателя прически. Драйл безуспешно пытался изжить все эти игривые штучки, но попытки привить парикмахерское искусство Ларона с треском провалились, так как панический ужас перед белыми эльфами и их генами, что еще блуждали в крови сильванийцев из южных областей, перешел от бича прошлой эпохи в трудноизлечимую паранойю нынешней. Конечно, никто теперь не отнимал у нянек маленьких детей, едва начинали пробиваться белоснежные волосы или открывались фиолетовые глазки, и потом не бросал в костер или топил в море. Однако все еще всплывали случаи, когда малышей роняли с седел во время прогулок будто бы случайно, а потом приходили к нему, если дитя было знатной фамилии, и лгали. В лицо. Лгали о своей скорби, хотя глаза светились радостью, ведь теперь при дворе улягутся нежелательные слухи. Лгали, что они безутешны, хотя, едва созывался балл, на них не было видно и следа траура не то что в лицах, хотя бы в одежде.
Он устал. Прошлая эпоха добавила ему морщин под глазами и седин, которые прятались где-то в глубине волос, стянутых на затылке в непритязательный хвост. В детстве Драйл был болезненным мальчиком и много времени проводил за книгами. Обладая, помимо начитанности, исключительными способностями и завидной проницательностью, он готов был отдать всё это своей родине. Однако от него потребовалось лишь немного искусства интриги, щепотку безжалостности, каплю изощренности и… Словно молотком выбив пробку из бочки в сильванийских погребах, он вмиг затопил рубиновой жидкостью из жил интриганов невзрачные и полные глупости кулуарные деяния. Схороненные, как казалось, глубоко, а на поверку с легкостью способные захлебнуться в сварах и мелочных склоках, даже не проливаясь за порог.
Король искал другого применения своему таланту и не находил его. Вот и теперь, в его закрытом ото всех саду, с искусственными ручьями, перекинутыми через них мостиками и клумбами, где он отдыхал от дел по ночам при свете луны, снова шум. Суета. Жрица из храма Сильвана ходит перед его, давно уставшими смотреть на мир, глазами, жестикулирует, что-то выкрикивает о поругании святынь, в которые давно не ходят сами эльфы, а только проезжие разевают рты и то больше оттого, что им не хватает воздуха взобраться по крутым лестницам к храму Сильвана под водопадом.
Чего она, в сущности хочет от него? Крови? Зрелища изгнания богохульников? И это в королевстве, где упоминание имени Сильвана даже у самых древних фамилий хорошо если не вызывает скептической улыбки?
— Что же вы хотите от меня? — наконец озвучил свой вопрос Драйл. Как всегда неизменно ровным и спокойным голосом.
— Призвать к ответу поругавших обители Сильвана! — воскликнула жрица, которую данный вопрос застал на половине заготовленной ей пламенной речи.
— Зачем? Разве это не будет смешно?
Эльфийка застыла под взглядом своего властелина.
— Вы меня просили выделить вам охрану? Я сделал это. Вы просили, чтобы она состояла из непорочных дев, обученных воинскому искусству? Это тоже было исполнено. И теперь я должен преследовать тех, кто едва унес ноги от полусотни храмовниц? Какая нелегкая вообще заставила вас напасть на них?
— Они явились в храм за дочерью леса, которая должна была стать храмовницей, но её мать и отец погибли на войне, а сама она долгое время скиталась.
— Почему же вы сразу не позаботились о сироте? Или ждали её совершеннолетия для инициации? Впрочем, не отвечайте, ведь у нас детей любят только если они милые и приятные глазу и не доставляют много хлопот. Чтобы было чем похвастать соседям по имению, при дворе и прочим, кого это едва касается. Ведь мы же блюдем чистоту крови. Одновременно с этим мало рожая и больше обсуждая каноны красоты.
Драйл откинулся на разложенном в траве плаще и протянул руку за фужером с белым вином.
— Мы пытаемся вернуть заблудших детей леса обратно под его крону! Вы же сами предложили это храму?!
— К сожалению, вы неправильно истолковали мои слова. Я говорил не о насильственном затаскивании заблудших чад обратно в лоно Сильвана. У нас лучше получается даже с полукровками. Но теперь, я думаю, она для вас потеряна. Еще до выезда за территорию страны кто-нибудь сделает ей рисунок «отрекшейся», и вы будете не властны над ее судьбой, даже если она и правда дочь этой земли.
— Высохшее дерево со стрелой в стволе?
— Да-да, знак, которым метили эльфов, вставших против своих в смутные времена. Представьте, теперь это не позорно, а являет собой даже некий символ свободы. Кстати, что там у вас произошло с Карнажем? Он ведь полукровка и, как я слышал, дружен нашим магам, которые давали ему важные поручения и он выполнял их.
— Он пытался убить меня! И едва не преуспел, как и его отец, умертвив мою мать. Все отродья Xenos несут зло!
— Не стоит так категорично, жрица. Если так, зачем же вы лечили его на границе? Залатали отменно, если он смог уцелеть в бою с вашими девами.
— Это произошло по недосмотру.
— Что именно? — король встал и подошел к ней. — То, что у ваших дев плохая выучка? Если не это, то с каких пор милосердие Сильвана и его целителей нуждается в надсмотрщиках?!
— Простите, государь…
— Я запретил вам ментальные связи с духом вашей матери в Бездне. Не важно, будь она хоть трижды мудрой и могущественной волшебницей, архимагистром ордена стихии Жизни и так далее. Аир вырвал ей сердце из груди. Он был жесток в жестокое время, как и все мы. Уверен, его детям нынче приходится не лучше, чем вам. Я запрещаю месть! Слышите? Все великие войны отгремели, все великие герои пали в мясорубке эпохи Сокрушения Идолов и теперь нет места возмездию! Есть место созиданию. Но не созидайте так, будто вы мстите и не мстите так, словно вы созидаете.
— Государь, — она опустилась перед ним на колени.
— Встаньте!
— Прежде выслушайте, молю вас!
— Встаньте, повторяю!
— Не унижайте наш храм. Он и так погряз в неверии окружающих. Не жертвуйте нами только потому, что пакт между Сильванией, Феларом и Империей связывает вам руки и вынуждает помогать убийцам драконов. Позвольте поехать к границе и встретить там обоз. Если она еще не отречется от Сильвана, забрать её.
Драйл Первый задумался. Конечно, та эльфийка наверняка не была истинным чадом леса, однако эликсиры, стирающие память, и прочие способы были давно проверены и надежны. Храмовницы оставались преданными королям Сильвании всегда, даже в самые тяжелые времена. Еще одно поощрение могло бы убить сразу двух зайцев: во-первых, укрепить преданность и положение жриц при дворе, во-вторых, показать, что он, Драйл, следует собственной доктрине возвращения в родные края эльфов, которых разбросали по миру, как осеннюю листву, ветра войны, смут и эпидемий. Наверняка так оно и будет выглядеть для всех при дворе…
