которые падали, изменились ещё в полёте, они в изменении напоминали ему летучих мышей, потому что их крылья и способ полёта были очень похожи. Точно Макс не сумел их рассмотреть, потому что их скорость в полёте была очень велика, но и это произвело на него впечатление, они собрались вместе, словно одна стая и скрылись за деревьями. Пролитая по лесу Макс понял, что он живой, в прямом смысле этого слова. Всё здесь дышало, росло и жило, ему посчастливилось увидеть как передвигались не только пеньки, кусты и ветки но так же деревья, озёра, камни, цветы, как будто лес хвастался всеми своими возможностями перед ним, пытаясь удивить гостя, что кстати, у него довольно хорошо получалось. Основной цвет в этом лесу был светло и тёмно зелёный, ну можно было ещё кое-где увидеть серые камни, на которых не рос мох или белые, синие цветы. Казалось, что на протяжении всего полёта всё останется в этих тонах, но это предположение было опровергнуто, когда он долетел до сияющей, синим цветом поляны, которую окружали чёрные как ночь деревья с фиолетовыми листьями. Эта полянка была не большой, на ней росла синяя трава, от которой исходило сияние синего цвета, оно было довольно таки сильным и если не присматриваться, то можно подумать что ты летишь над облаком, состоящим из света. В центре стоял тёмно серый камень, он был идеально круглый, без трещин, хорошо отточенный или может он по природе был такой? Наворачивая круги по поляне, было видно, что на камне изображены символы и один из них был ему знаком — Полукруг — подумал Макс. Полёт вдруг прекратился, он остановился и плавно спустился на траву, словно потерял свои крылья и больше он их не чувствовал. Макс видел себя и был удивлён, он светился синим светом, как и трава, на которой он стоял.
— Странно, я не видел себя когда летал в небе и по лесу, может это из-за травы? А может и нет? — размышлял Макс.
Он был в белой, шелковой футболке, безрукавке, она была свободна в движениях и заправлена в штаны, которые так же были из шелка, белого цвета и свободны в движениях, нигде ничего ни стягивало и не перетягивало, в общем, было удобно. Обуви на нём не было, он был босиком и чувствовал всё тепло которое исходило от травы, она была горячей, но терпимой для голых ног и в тоже время приятной.
Он присел на корточки и прикоснулся рукой к светящемуся чуду, его рука стала нагреваться, это было приятно, он оторвал немного святящегося организма и через секунду он перестал сиять. Макса это немного расстроило, ещё никогда он ничего подобного не видел и тут же он губит это чудо. Он опустил травинку назад и она словно магнит вернулась к своим оторванным кускам, затем срослась и засияла.
— Круто — подумал Макс и с довольным лицом встал — Просто чудо само исцеляющийся лес. Обалдеть можно.
Он ещё раз взглянул на деревья, которые окружали поляну, они были так черны, что даже сияли чёрным цветом. Макс решил не подходить, так как с чёрным цветом у него было много плохих воспоминаний, а рисковать только из-за фиолетовых листочков он не хотел. Посмотрев на камень, он сказал — Ну похоже мне к тебе — и медленно подошел к камню, среди всех символов, которые были на нём, только один ему был знаком «Полукруг». Макс не спеша стал обходить и осматривать его, кроме «Полукруга» не один из них он даже никогда не видел. Он вернулся к исходной точке, смотря на знакомый знак, Макс медленно стал протягивать к нему руку, в сантиметрах трёх от камня он остановился. Его остановила мысль — Правильно ли я делаю? Может это ловушка Кошмара? Стоит ли продолжать?
Вернувшись обратно в реальность, со своих мысленных обсуждений, он заметил что всё в округе затихло, как будто ждёт его решения. Он прикоснулся к камню, его глаза закрылись, он упал на одно колено и стал издавать мучительные звуки. Его голова и камень светились фиолетовым цветом, они словно общались, только мысленно и это общение для Макса не было приятным. Семнадцать мучительных секунд он не мог прервать связи с камнем, не физическую, не телепатическую. Между ними словно была особая разговорная, никем не видимая, не слышимая и не ощутимая нить, появившаяся в результате их соприкосновения, разорвать которую мог только собеседник Макса. И наконец, по истечению времени, он открыл глаза. Макс смотрел на дом их соседей, которые живут на против них, а на втором этаже на Катьку, ей уже восемнадцать лет, а она всё также поёт перед зеркалом в нижнем белье, на старую добрую улицу где бабки всё также сидят на скамейках возле забора и болтают о всякой ерунде, типа какая у них маленькая пенсия, спинка побаливает, ноги не держат и вот же были годы молодые, и он всё также стоит перед окном, упирается ладонями в подоконник и смотрит в окно. Он стал оборачиваться, с удивлённым лицом.
— Как я это …? Как я вернулся? Время? — посмотрев на часы, у него челюсть отвисла, время не продвинулось не на секунду — Не может быть, прошло ведь больше тридцати минут — не учитывая тех двух секунд которые он потратил на тот мысленный допрос к самому себе. Макс повернулся обратно к окну, глубоко вздыхая, он задался вопросом:
— Что же со мной происходит?
— …. я не пытаюсь сказать что во всём виноват только я, мы оба постарались, просто я хочу чтобы ты понял, что никого роднее чем мы с тобой у нас нет и мы должны поддерживать друг друга, понимать, выслушивать, помогать и любить, только по братски естественно, только так мы сможем добиться очень многого и только так мы не пропадём. Ты со мной согласен Макс? Макс? — повернувшись к Максу, Майкл вскипел от ярости, у него сложилось впечатление, что он разговаривает сам с собой или толкает эту речь стенам, он даже не соизволил повернуться к нему.
— Неужели он предпочёл смотреть на Катьку … хотя, уж кого Боженька действительно благословил и одарил в этой жизни, так это её. Она из тех, кому посвящаются песни, за кого объявляются войны, ради кого смотрят смерти в лицо.