сделается? Слушай, тебя-то как сюда занесло? Про возничего твоего слышал, так ему и надо, ублюдку!..
– А что ты слышал? – оживился кентавр, и прежде не чуждый тщеславия. – Представляю, что тебе наболтали…
Болтали и впрямь много, но Тит слишком рано поднялся в беговую повозку [4], чтобы верить ерунде. Все было просто и очевидно. Доставшийся Меданту возничий, считая, и не без оснований, «своего» кентавра существом строптивым и неблагонадёжным, решил его поторопить, ткнув длинным острым стрекалом в человеческую часть спины. Не ожидавший такого коварства Медант потерял равновесие и сбился с рыси, лишившись тем самым победы. Что хуже всего, стрекало сломалось, и обломок застрял под кожей, причиняя кентавру сильную боль. Медант вскинулся на дыбы, опрокинул повозку, сломав оглобли, и от души врезал по обидчику обеими задними ногами.
Покойный, конечно, был дураком, но слава убийцы закрыла для Меданта путь на беговую арену. Нет, ему не запретили выступать, императорский попечитель даже признал его невиновным, но желающих связываться со столь опасным конягой среди заполонивших ипподром плебеев не находилось, и норов Меданта, и раньше непростой, испортился окончательно. Свой хлеб, то есть кашу, кентавр честно зарабатывал ковкой – о, в этом ему не было равных! – в остальное же время пил как лошадь, затевал драки с себе подобными и приставал к хвостатым девчонкам, а потом исчез. Завсегдатаи бегов решили, что бесполезного задиру кто-то наконец прикончил и с попустительства попечителя замёл следы. А Медант, выходит, подался на границу. Лучший беговой кентавр стал простецким армейским конягой! В Стурне это наделает шуму. Наделало бы… Тит залихватски махнул рукой:
– Сплетни я на трезвую голову не пересказываю, давай после… Явится же когда-нибудь этот комендант.
– Не «когда-нибудь», а сейчас!
Медант легонько – устоять на ногах удалось почти без усилий – хлопнул бывшего возничего по плечу, в несколько прыжков преодолел двор и грохнул коваными передними копытами в сигнальный гонг. Тит не выдержал и расхохотался – служба в Скадарии начиналась, мягко говоря, своеобразно.
* * *
Молодчик трепался с Медантом, словно знал конягу сто лет, высыпавшие во двор солдаты весело переглядывались, а растерянный сигнальщик переминался с ноги на ногу, глядя то на свои колотушки, то на дверь, из которой, по его мнению, должно было появиться начальство. Приск подавил невольную усмешку: Медант был незаменим за Перонтом, но от его выходок за тысячу шагов несло столичной дурью. Впрочем, коняга хотя бы не гадил где попало, как его предшественник. Комендант без особой спешки раздвинул утративших бдительность балбесов и резко спросил:
– Что это значит?
– Что вам в бóшки набилась солома! – отрезал Медант. – Кого ждать заставили? Хорошего человека, ездока!.. Скоро меня с мулом спутаете. Провинция…
– Доклад коменданту. – Спентад не собирался прятаться за кентавра. – Младший трибун Тит. Определён в Скадарию прокуратором Нуммой. Военного опыта не имею. Владею мечом, копьём и пращой. Езжу верхом.
– Врежет, мало не покажется, – Медант был откровенно доволен, – хоть мечом, хоть чем. Было у нас на бегах дельце…
– Имею некоторый опыт уличных схваток, – спокойно уточнил новичок. Эх, не уродился б он Спентадом…
– Тит, значит? Отцовское имя забыл?
– Мой отец остался в Стурне. Я увижу его через три года.
– Хочешь сказать, что явился не за подорожной к «грифам»?
– Я её получу через три года.
– Получишь, потому что ты – благородный. Получишь и уберёшься, а вот он, – Приск кивком указал на Сервия, – будет вялиться здесь. Вы прыгаете, мы тянем, и нечего чистить драные сапоги!
– Комендант прав, – Спентад все ещё был само спокойствие, – драные сапоги надо выкидывать. Я знаю, какое место займу, если меня не убьют на юге или на севере. Вы уже уйдёте в отставку, но комендант Скадарии, новый комендант, вряд ли обрадуется, если у него отберут даже ту кавалерию, что есть у вас. Он сможет только жаловаться и браниться, а я буду спорить. С Сенатом и императором, но для этого мне нужно забраться наверх. Ваш помощник этого не может, я – могу.
– Он залезет! – подтвердил Медант, хотя его никто не спрашивал.
Приск сощурился, он не собирался сдаваться.
– Ты пока не в Сенате, – отрезал комендант, – а в моей крепости. Посмотрим, что ты за птица… Кукарекать один тут уже кукарекает, а ты полетай!
Часть вторая
1104 год Счастливой Эры
Приск любил те короткие недели, в которые глаз отдыхает и от зимней серятины, и от летней сухой желтизны, только в нынешнем году было не до цветочков. Долгожданная весна принесла те самые пакости, что ветеран пророчил начальству и подчинённым уже лет пятнадцать.
Первыми вестниками грядущих бед стали промышлявшие за Перонтом торговцы. С их слов получалось, что у скератов сменились вожди, и не просто сменились, а с большой кровью. Празднества, которыми лохмачи отмечают весенний солнцеворот, завершились резней, и теперь по приграничным становищам бродили слухи один гаже другого. Напуганные этими слухами купцы не рисковали забираться далеко в степь, так что толку от их россказней было мало.
Не на шутку встревожившийся Приск отрядил за реку три десятка разведчиков. Соседство есть соседство – у стурнийцев за Перонтом водились и знакомцы, и торговые партнёры, и даже друзья. Ну, или почти друзья… От них комендант и надеялся получить объяснения. Надежды оправдались в полной мере, только веселей от этого не стало – новости отчётливо отдавали войной.
Купцы не врали – встреча Весны в самом деле обернулась бойней. Семь племён, из тех, что кочуют вдоль стурнийской границы, как водится, стянулись к священным курганам. Туда же явились трое почётных гостей из «дальних», каждый с изрядным отрядом. Неделя скачек, состязаний, молитв с жертвоприношениями – и всеобщая пьянка, завершившаяся убийством большинства родовых старейшин и пяти вождей из семи.
Весенние драки между перепившимися степняками были делом привычным, но здесь по всему выходило, что резня – не случайность. Её готовили загодя, и оба уцелевших явно участвовали в заговоре. Да и гости, хоть и не ввязались в это безобразие сами, новых вождей немедленно поддержали. Все это наводило на нехорошие мысли. Настолько нехорошие, что Приск решился на то, чего никогда раньше не делал и делать не желал. Запечатав должным образом составленное донесение, комендант тщательнейшим образом занёс на покрытую воском дощечку то, что требовалось внушить начальству, и послал солдата за прокураторским дружком.
Спентад, надо отдать ему должное, нашёлся сразу – гонял во дворе своих пехотинцев. От службы парень не отлынивал, нос особо не задирал, а цапался все больше со своим
