4
После довольно яркого анонса Кайсары мы очень долго молчали, думая каждый о своем. Очень долго.
— Подумать только, какие мы разные, — вздохнула вдруг Кайсара. — Мне тридцать семь лет, и Марине тридцать семь лет. Только в нашем мире этот возраст лишь верхняя граница юности, а у вас тридцатисемилетняя дама уже может считаться почтенной матроной.
Марине тридцать семь лет? Неожиданно, она даже на тридцать не выглядит. Как и Кайсара, кстати, которую я вообще во время первой встречи за девушку-подростка принял. Обе сумели удивить, в общем-то.
Хмыкнув задумчиво, я потянулся за очередным бокалом вина. Когда снова откинулся на подушки вдруг понял, что Кайсара, как-то так получилось, уже лежит совсем рядом. Я повернулся к ней и наши губы — словно это было естественно, встретились. Прильнув ко мне, патрицианка негромко застонала от возбуждения; глаза ее при этом заметно засияли даже сквозь закрытые веки.
Римские традиционные одежды снимались с некоторым трудом. Но Кайсара мне помогла, а потом я уже подхватил ее на руки, и мы направились в спальную. Узнавать друг друга поближе — Кайсара в первый раз именно об этом говорила, я не ошибся тогда, на ступенях розового бассейна. Просто тогда она стеснялась, потому что для нее подобное происходило впервые.
Никаких цивилизационных культурных различий, возникших на расстоянии шести тысяч лет, я больше не чувствовал. Даже более того, в ходе «естественных процессов», как назвала это недавно Кайсара, столкнувшиеся цивилизации друг друга вполне дополняли — опыта у меня было побольше, зато она компенсировала все удивительной страстью.
Утром, перед дверью в медицинский блок облачной цитадели, в руках явно ощущал легкую дрожь. Кайсара вчера называла меня Безымянным — так оно и было; но живя без имени, я ведь не был безликим, и сейчас должен был сделать шаг к избавлению от своей внешности. Даже не знаю, что меня больше пугало — то, что я стану другим человеком, или что я стану другим конкретным человеком.
И, что странно, на уровне этих рефлексий на втором плане затерялся вопрос грядущих страданий в пучинах боли, анонсированных Кайсарой. Она сейчас рядом, с непроницаемым лицом — лишь влажный блеск глаз выдавал эхо впервые испытанных ночью эмоций. Непроницаемым лицо же у нее было оттого, что с другой от меня стороны стояла — довольно неожиданно, Марина.
Во взгляде больше ни следа отстраненного официоза, только волнение и участие. Вопросов Марина не задавала, что происходит и что предстоит, прекрасно понимала. Не зря белый комбинезон Альтергена надет, видимо серьезно уже вовлечена в процессы. Похоже вчера Кайсара говорила о блестящих перспективах ее карьеры не для красного словца.
Вот так, в сопровождении двоих девушек, я и подошел к реконструктивной капсуле, заполненной зеленой вязкой жидкостью. Именно здесь мне предстоит провести ближайшие семьдесят-восемьдесят часов, пока доктора будут изменять мою внешность и менять начинку организма на более продвинутую. При мысли о том, сколько всего для начала работы придется ломать и резать, у меня впервые мороз по коде пошел.
Вот теперь стало страшно.
Раздевшись, забрался в капсулу. Удобно, как в джакузи. Кайсара и Марина держали меня за руки, что-то говорили. Уколы — их, по процедуре, было сразу несколько, я не почувствовал, а действие уже ощутил: перед взором стремительно мутнело темнотой. Теряя сознание, я медленно опустился в зеленую жидкость, еще успев увидеть, как она смыкается надо мной, а потом провалился во мрак беспамятства.
Почти сразу же — по ощущениям, приподнял веки и увидел над собой белый потолок с изящной лепниной. Прислушался к себе и не почувствовал обещанной боли. То есть не почувствовал совсем ничего, кроме потрясающей лёгкости — я будто бы парил.
Организм включался постепенно, словно пробуждающийся и готовящийся ко взлету вертолет, когда системы управления и двигатели запускаются поочередно. Постепенно осознавая себя в теле уже чувствовал, как от кончиков пальцев до затылка меня будто сковало льдистым холодом, расползающемуся по всему телу паутинкой морозного узора. Потом навалилась тяжесть — как бывает, когда просыпаешься ночью, отлежав руку или ногу до полного онемения; вот только у меня это состояние ощущалось каждой клеточкой моего нового тела.
Очень неприятное ощущение — как думал я ровно до того момента, как все мышцы не начало покалывать. Ощущения становились все сильнее, словно кто-то регулятор громкости постепенно выкручивал в сторону максимума. В моем случае увеличивая не громкость, а уровень боли, которая уже пришла.
Вот теперь я понял, о чем говорила Кайсара.
Застонав сквозь сжатые зубы, увидел, скорее даже почувствовал рядом движение. Мелькнули волосы, пятна лиц — кто, непонятно, глаза уже слезились. Зазвучали голоса с успокаивающими интонациями — похоже и Кайсара и Марина, обе рядом.
Вместе с болью пришел дикий холод, меня словно потянуло во тьму. Страшное ощущение — оказывается, слова про пучину боли недавно я понял не до конца. Казалось, холод меня прикончит, но он вдруг начал отступать, а возвращающаяся боль воспринималась с радостью. И постепенно понял, что холод отступил по неожиданной причине: девушки легли рядом, согревая меня своими телами. Они делились не только теплом, но и жизненной энергией — почти как тогда, когда Кайсара меня кровавым поцелуем взбодрила, только в иной форме и в долгую.
«Нам предстоит». Вот что Кайсара имела ввиду, когда произнесла недавно царапнувшую и запомнившуюся мне фразу. Но отметил я это лишь остатками разума, потому что было очень тяжело даже думать осознанно, мысли путались.
Несколько суток провел словно в горячечном бреду — не понимая и часто не разделяя границы сна и яви. Полноценно очнувшись в следующий раз, первое что ощутил — прижавшиеся ко мне горячие девичьи тела. С усилием приоткрыл кажущиеся неимоверно тяжелыми веки. Потолок все тот же, белый, лепнина по-прежнему впечатляет.
Я лежал на спине. Повернув голову влево — посмотрел прямо в глаза Марине. Кайсара, получается, прижимается ко мне справа. Уже нет — сейчас она приподнялась, внимательно вглядываясь мне в лицо.
— Как ты себя чувствуешь?
— П-п-п… — с трудом разомкнул я слипшиеся, иссохшие губы.
— Пить?
Странно, почему сейчас — когда неплохо бы мысли прочитать, она этого не делает.
— П-п-просто прекрасно, — не с первой попытки смог выговорить я.
Кивнув, Кайсара что-то крикнула. Почти моментально рядом забегали слуги, кто-то приподнял мне голову, отлетело в сторону тяжелое одеяло. Отметил, как Марина машинально прикрыла грудь — она, в отличие от Кайсары, не привыкла обнажаться в присутствии других людей.
Патрицианка же
