Нарвались британцы. Оберст Бартель входил в специальное подразделение Люфтваффе, так называемый "отряд 33", кочевал по миру, посещал все выставки, участвовал в совместных учениях и тренировках. Целью Отряда 33 была оценка боевого потенциала ВВС и палубной авиации других государств, разбор всех военных столкновений с использованием авиации, отслеживание новинок и положительного технического опыта и подача предложений высшему командованию Люфтваффе. В составе отряда 33 оберст участвовал в разборе столкновений Второй Мировой или девяносточасовой войны. И не был согласен с бытующим мнением, что мол, русские лишь подло поймали британцев, когда те были слабы. Может быть, в ином случае, они потеряли бы больше — но они все равно бы победили. Оберст был в этом уверен.
Прекрасное решение — один тяжелый двухместный истребитель бомбардировщик и два сопровождающих его легких одноместных. Оператор тяжелого — работает на всю группу, в его распоряжении радар АФАР, он отыскивает и распределяет цели, действуя в режиме мини-АВАКСа. Легкие — прикрывают тяжелый истребитель, чаще всего вооруженный ПКР[8], когда он выходит в атаку на британский флот. Они более маневренны, чем любой британский истребитель, они менее заметны на экране радара. Наконец — при полете плотной группой, эту тройку можно было принять за средний бомбардировщик — ракетоносец, легкую цель для истребителей прикрытия — и каковом было удивление британских палубных пилотов — когда выйдя на цель вместо беззащитного бомбера они видели тройку истребителей. Русские впервые применили двухслойное прикрытие собственных ударных групп, когда британцы, прорвавшись через заградительный заслон тяжелых истребителей — напарывались на три — четыре десятка легких истребителей. Тем более — что они до последнего не включали радары — их наводил сам авианосец. В результате — русские безвозвратно потеряли лишь один авианосец, да и тот достаточно случайно — а вот британский флот перестал существовать. Потеря десяти авианосцев из двенадцати и четырех пятых общего тоннажа — это гибель флота. И Флоту открытого моря надо было учить уроки — пока не поздно, пока их авианосцы не на дне.
Так что — приходилось летать на этом легком истребителе ПВО, переделанном в легкий морской истребитель — бомбардировщик…
— Герр оберст!
Оберст Бартель подписал стандартный бланк с полетным планом — номер борта, приказ на взлет, приказ на уничтожение целей, схема прикрытия. Потом — обошел самолет и подписал еще один бланк — о том, что принял самолет от технической группы. Бюрократия у германцев была мощной.
На главный палубу он поднялся на центральном лифте, стоя рядом со своим бомбардировщиком. Матросы палубной команды отсалютовали ему, подцепили тягач и покатили самолет на старт. Оберст подошел к стоящему у лестницы справа, ведущей снизу на главную палубу корветтен-капитану доктору Отто Борзигу, отвечавшему за деятельность разведцентра на корабле.
— Зиг хайль[9]!
— Зиг хайль… С полетным планом ознакомились?
— Так точно.
— Задание совершенно секретное… От смежников…
Оберст Бартель выругался — и корветтен — капитан отнесся к этому с пониманием. От смежников — значит от РСХА, гражданской службы разведки и контрразведки, которая мощнее морской разведки, Абвера и разведки Люфтваффе (метеорологов) вместе взятых. На флоте и в частях Люфтваффе — РСХА ненавидели особенно сильно. Помимо обычной ненависти к конкурентам… ВВС и ВМФ были вотчиной старинных дворянских родов, туда просто так было не попасть. Борзиг был почти дворянином даже без приставки "фон", представителем купеческо-промышленной семьи, полное высшее образование давало ему право на обращение "доктор". Бартель дворянином не был — но был более чем достойным человеком, принятым в любом дворянском салоне, уроженцем Кенигсберга, города королей. В РСХА же сидели в основном выскочки с самого низа, мерзавцы, подонки, оппортунисты и манипуляторы.
— Так вот почему вооружение Т. И потому я иду в одиночку.
— Так точно.
Вооружение Т было специальным. Это были управляемые авиационные бомбы, в которых корпус из стали и многие другие стальные детали были заменены на детали либо из сверхпрочного пластика, либо и вовсе — из прессованной целлюлозы. В результате — после взрыва бомбы не оставалось осколков, и установить факт применения авиабомбы было очень затруднительным…
— Какова цель?
Борзиг потер выбритый до синевы подбородок.
— Вероятно — дом в городе.
— Наведение?
— Смежники обеспечат. Армейский лазер.
— Они умеют им пользоваться?
— Хм…
Борзиг решил перевести разговор на другую тему. Он знал — авиаторы люди весьма специфичные, небо делает их внутренне очень свободными. Они могут обругать командование последними словами — но приказ выполнят, каким бы он ни был.
— Вы знаете итальянский?
— Так точно.
— Приказ: если вас собьют, идите к береговой линии, маяк активируете только там. Вас заберут.
— Здорово. Еще что?
— Опознание — Нападающий. Нападающий в поле. Пятый канал.
Бартель хмыкнул.
— Идиоты… Хватит с меня этого…
— Герр оберст, самолет закреплен, есть давление — доложил подбежавший матрос.
Оберст козырнул и пошел к самолету, застегивая шлем…
В кабине ударного самолета было тесно, совсем не так как в старых моделях, но совсем не неудобно. Скорее это напоминало дорогую спортивную машину, которая как будто по твоему телу подогнана. Бартель был невысокого роста и неудобств не замечал.
Закрылся фонарь.
— Ромашка пять, Ромашка пять. Герр оберст, как принимаете?
— Отлично, готов.
— Так точно, Ромашка — пять, вы первый на линии. Давление девяносто от рабочего. Проведите проверку и дайте знать, как будете готовы.
— Так точно.
Оберст быстро провел проверку. Закрылки, предкрылки, рули направления, вооружение, средства защиты.
— Вышка, говорит Ромашка — пять. Готов.
— Ромашка пять, впереди чисто, зеленые огни, рабочее давление!
— Вас понял, отсчет, отсчет!
На ноль — катапульта сработала, с чудовищной силой бросив самолет вперед. Это был один из самых волнительных моментов… такое может испытать только мотоциклист, и то только тот, у кого башню окончательно сорвало. Остров в одно мгновение превратился в размытую серую тень на черном, палубные огни размылись и превратились в яркие дорожки. За три секунды — самолет приобрел скорость в двести восемьдесят километров в час и сорвался с небольшого трамплина. Точно такое же чувство он испытывал, когда впервые его планер отделился от разгонщика и он, двенадцатилетний пацан Югендвера — оказался один на один с бездонным небом. Небом, где нет границ и ты делаешь все, что только можешь.