Мохаммед Фарах Айдид подошел к своей новой жене вплотную, та смотрела, как и положено — в землю и на ней не было ничего, кроме короткой юбки. Бесновалась толпа.
Под крики боевиков — генералиссимус повернул девицу спиной к себе — и тут вся верхняя часть его тела буквально взорвалась…
Pater noster, qui es in caelis;
Pater noster, qui es in caelis;
sanctificetur nomen tuum;
adveniat regnum tuum;
fiat voluntas tua, sicut in caelo e t in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris;
et ne nos inducas in tentationem;
sed libera nos a malo. Amen[4].
Господи… я понимаю, сколь это неправильно… но все же дай мне сил свершить задуманное… ибо нет возможности победить зло иным путем, и только таким… можно если и не победить зло, то убрать с дороги одного из тех, кто его творит и заставляет творить других. О, Господи… ты видишь его и видишь меня…скажи… кто из нас должен остаться и продолжать жить, а кто — должен умереть, ибо нет другого пути, как очистить это место от безбожия и скверны… Господи… если я твой солдат, направь мою руку, и сделай верным мой выстрел… аминь…
Третья пуля произвела ужасающие разрушения.
Она попала в плечо сбоку, прошла через все тело и оторвала обе руки, а так же — разорвала позвоночный столб. Генералиссимус Айдид умер, так и не поняв, что с ним произошло… вот он был жив, и вот он умер, рухнув на землю, как поверженный выстрелом охотника слон… и багровая кровь вождя хлынула на сухую, утоптанную землю, орошая ее…
Сначала — все негры тупо смотрели на произошедшее. Потом — завизжала девица, ее визг резанул по нервам — и началась давка. Кто-то бросился к телу, кто-то от него, кто-то упал под ноги и его мгновенно растоптали. Взревели верблюды, кто-то под шумок бросил факел на шатер и он вспыхнул. Стреляли все и во все стороны… и никто уже не мог разобрать, что произошло, кого надо защищать и кого — карать. Умнее всех поступили те, кто бросился к машинам — сматываться…
Человек, известный итальянской разведке как Паломник — добежал до замаскированной у холма машины, бросил в салон ружье, завел мотор и нажал на газ. Прыгая на ухабах — машина покатила к дороге, ее никто не преследовал. Добравшись до дороги — Паломник взял курс на север. Его никто не преследовал…
Рифленая сталь покрытия второй палубы гремела под сапогами. Коридор был тускло освещен "дежурным светом", стоящий на углу матрос с короткоствольным автоматом вытянулся по стойке смирно и отдал честь. Конечно, это было по уставу — но матрос достаивал свою вахту и мог забыть это сделать. Но не в случае с ним, кавалером Рыцарского Летного креста с мечами, оберстом палубной авиации Люфтваффе Гансом Бартелем. Его уважали на корабле все — несмотря на то, что отношения между Флотом и Люфтваффе, еще во времена рейхсмаршала Геринга[5] прихватизировавшего всю авиацию, в том числе морскую.
По лестнице — оберст поднялся на первую палубу. Первая — это та, что под главной, та палуба с которой взлетают и на которую приземляются — это главная палуба, она не имеет номера. Здесь же — стоит часть самолетов, которые несет авианосец, здесь же — располагаются ремонтные службы. Боеприпасы глубже, они располагаются в самом низу, на третьей палубе — традиционно, попаданий бомб и ракет боятся больше, чем торпедных атак, со времен Командора Денница у Рейха самый сильный подводный флот в мире. Их поднимают снизу по лифту, который имеет мерзкое обыкновение выходить из строя. Именно этим сейчас занимались техники дежурной смены — поднимали боеприпасы.
— Офицер на палубе! — крикнул кто-то.
— Вольно…
Оберст поздоровался за руку со своим механиком.
— Что вы мне дадите?
— Два спецбоеприпаса Т, герр оберст и две ракеты ближнего боя….
Оберст прикинул загрузку.
— Здесь совсем недалеко. Дайте еще две ПРР[6].
— Есть…
Как то раз — оберст, еще совсем молодой — был сбит в результате неприятного, замолчанного инцидента — а перед этим он сбил двоих британских бандитов. Сбил бы и третьего — если бы один умник не посчитал, что двух ракет достаточно для защиты самолета во время перегона. Конечно, итальянцы это не британцы, они только и умеют, что жрать в три глотки, дрыхнуть днем да на унитаз работать… но с тех пор оберст Бартель был параноиком и меньше, чем с четырьмя ракетами не взлетал…
Бартель подошел ближе к своему "боевому коню" — так он называл свой самолет, в этом было что-то рыцарское. Это был новейший Мессершмидт, способный исполнять функции как истребителя, так и бомбардировщика. Он был изготовлен по специальной программе "Туман", аналогичной североамериканской "Стелс" — но при этом он был гораздо больше похож на настоящий самолет, в отличие от F117, который сами североамериканские пилоты называли "летающий осел", и морскую версию которого создать так и не удалось. Туман был похож на североамериканский F22, только еще больше режущих поверхностей и один двигатель вместо двух. Оберст никогда не отправился бы в полет над морем на самолете с одним двигателем — но у него был приказ облетать этот самолет и доложить свое мнение…
Самолеты с одним двигателем — в морской авиации не приживались долго: слишком опасно, приземление на воду означает чаще всего смерть. Смерть высококвалифицированного летчика морской авиации, которого надо было готовить как минимум два года и которому после этого как минимум пять лет надо было оттачивать летное мастерство, прежде чем окончательно войти в форму. Конечно, были и подводные лодки и гидросамолеты и вертолеты… но всякое бывало.
Ситуацию неожиданно изменили русские. Да… у североамериканцев в тяжелых боях в тихоокеанской зоне с японцами отлично показал себя маленький Дуглас Скайхоук, который летчики называли "скутер" — но со временем сами американцы от него отказались, перейдя на двухдвигательный Шершень[7]. А вот русские в крайней войне удивили. Они творчески переосмыслили опыт Люфтваффе — ведь именно Люфтваффе впервые опробовало полет "тройкой". КБ Гаккеля создало легкий одномоторный палубный истребитель — бомбардировщик. Решение было поразительно простым — они взяли тяжелый С33, и сделали на его аэродинамической схеме самолет с одним двигателем вместо двух! Еще сэкономили на радаре с АФАР, который сам по себе стоит как раньше целый истребитель. Вдобавок — этот самолет складывался так, что в сложенном состоянии занимал вдвое меньше места, чем обычный палубный истребитель. Это гениальное техническое решение позволило русским почти без затрат (двигатель серийный, аэродинамическая схема знакомая, практически вся авионика с большого истребителя) быстро насытить свой флот тремя сотнями таких самолетов и резко увеличить численность палубной эскадрильи. К этому — никто не был готов.
