— Нет! — вскричал Уилл, дико вращая глазами.
Заметив ее изумление, он продолжил уже более спокойно:
— Не знаю, благодаря чему вы здесь находитесь, но только не благодаря мне! Я выступал за то, чтобы сюда не посылали наших людей! Это не наше дело, не наша война! Нам не стоило вмешиваться… Необходимо убраться отсюда побыстрее, пока…
— Пока что, парень?! Что ты тут мелешь?! Платят они что надо. Может, у них забавные рожи и уши, но это классные ребята, пойми! Они… Они влюбились в нас! Никого здесь не волнует, что ты делал на Земле, кем ты там был и гонялась ли за тобой полиция! Здесь каждый из нас получает новый старт, новую жизнь, понимаешь? С самого начала… Для массудов, гивистамов и с’ванов мы всего лишь земляне! Нас попросили пострелять из их окопов, и у нас это хорошо получается. Больше им ничего от нас не надо.
Она махнула рукой вперед по коридору.
— Большинство наших здесь, — во всяком случае те, которыми я командую, — на Земле мало что имели. От рождения и до того дня, когда повстречались с вербовщиками. Они или улицы мели, или вынуждены были делать грязное дело, которое ненавидели, понимаешь? И только здесь они нашли себя, как и я. Только здесь они почувствовали себя стоящими людьми. Вот смотри: у меня под началом три лейтенанта. — Она хохотнула. — Нет, ты не подумай насчет этого… Comprende? Один был страховым агентом в Германии, другой пахал на Красный Крест в Нью-Йорке. Кстати, его бабенка мыкалась на Земле без работы. Скука была смертная. А теперь и она при деле. Ты бы видел, как она косит клопов из винтовки! Красота одна! А третий… Ему не повезло совсем. Представь: до старости рубил сахарный тростник! И все! И жизнь так прошла! Это по-людски?! Все трое счастливы здесь, потому что делают почетную работу. Гивистамы суетятся, как бы накормить нас получше. Больше нам и не надо. — Во взгляде ее черных глаз чувствовался упрек. — Так что же ты выгоняешь нас отсюда?
Ему потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями и ответить:
— Может, некоторым людям это и подходит… Но мы не имеем права вовлекать в войну все человечество…
— Чего-чего?! — воскликнула она, не дав ему закончить фразу. Они завернули за угол. — Тебе никто не говорил, что ты псих, а? Ты что, не знаешь, что эти амплитуры еще ни от кого не отставали? Уступи им один метр и все — прощай! Засосет в это их Назначение и сгниешь там до конца!
Она попыталась даже изобразить этот процесс наглядно, на пальцах. Он заметил, что ногти у нее были выкрашены в ярко-красный цвет.
— Все это, возможно, является лишь умелой пропагандой Узора. Откуда мы знаем, что амплитуры не захотят оставить нас в покое.
— Ну, я-то, положим, знаю, мистер! Ты-то сам, своими глазами видел хоть раз в жизни криголитов и молитаров, которые пашут на них? А я видела! Особенно молитаров. Ребята здоровые, как быки, но мозгов маловато. Не знаю, как сказать это по-научному, но такое впечатление, будто кто-то основательно помахал граблями у них в башке! Все перекорежено вплоть до генов. Что до меня, то я не позволю разным придуркам копаться в моих мозгах! Comprende? Понял? А хотелось бы глянуть на амплитура. Я слышала, что у них большие глазищи, четыре копыта и два длинных щупальца из башки лезут. Говорят, их можно мять, как тесто. Хочешь, колобка сделай, а хочешь — змейку. Ты даже шею свернуть им не можешь, потому что у них нет шеи. Они бес… беспозвоночные! Ого, оказывается, выговорила! В испанском такого и слова-то нет, наверно.
Она снова рассмеялась.
— Все-таки не пойму, почему здесь нет никого из наших? Неужели всех землян бросили на переднюю линию?
— Не, я же говорила, что кто-то из наших где-то тут вертится. А почему мало?.. Понимаешь… Если не считать массудов, вот эти все ребята нас побаиваются. — Она показала рукой на группу, в которой были о’о’йаны, с’ваны, бир’риморы и еще кто-то. — А, может, мы им просто не особо нравимся, кто знает? — Она пожала плечами. — Не важно. Если гивистамы, о’о йаны или высокомерные вейсы почему-либо не хотят общаться с нами, мы это не принимаем близко к сердцу. Со с’ванами полегче, но никогда не знаешь, что у этого бородатого коротышки на уме. Тебе это знакомо, а? Я как-то спрашивала одного с’вана, что это, мол, нас так чураются? Знаешь, что он мне ответил? Говорит, многие расы Узора отличаются слишком «тонкой чувствительностью». Словом, я поняла. Мы тут шумим порой… Но, черт возьми, чего они бы от нас хотели? Здесь тебе не вечеринка с шампанским, а война! Но я говорю, что все равно их поняла. Им это дело не по вкусу…
— Нам это дело тоже не по вкусу, — раздраженно заметил Уилл. — Участие в боевых действиях возрождает в людях ту регрессивную черту, от которой человечество только-только вроде бы начало избавляться!
— Ага, это ты избавился, парень, а у меня всю жизнь шли сплошные бои.
— Значит, вы все-таки были какое-то время в армии!
Уилл решил, что поймал девушку на слове и сейчас все объяснится.
— Не в том качестве, на которое ты намекаешь… Но вообще то я имела какое-то отношение к солдатам. Видишь ли, дружок, я профессиональная puta. Ну, шлюха, проститутка. А из Мехико я убралась, потому что мой сутенер решил пустить мне немного крови. Я слышала, что в Канкуне шляется много богатых туристов, поэтому и подалась прямо туда. Однажды ко мне пристал психоватый англичанин и стал задавать мне разные странные вопросы. Затем он показал мне столько золота, сколько я никогда не видела даже в ювелирном. И сказал, что кое-что может перепасть и мне. За такими бабки я готова была сделать ему все что угодно, но он сказал, что мои услуги ему не потребуются. Потом у нас состоялся длинный разговор. Он все уговаривал меня. Говорил, почему бы мне не попробовать? Ну, и я тоже мозгами пораскинула. Подумала: а что мне терять-то, собственно? И потом я сказала ему: мол, черт с тобой — давай! Мне нужно было как можно дальше убраться от Мехико, потому что наши сутенеры никогда не любили шутить. А Белиз был дальше, чем Канкун. — Она хохотнула. — Тогда я, конечно, еще не подозревала о том, как далеко я окажусь!
С этими словами она хлопнула его по спине.
— Повезло Марии, да? Ну, а ты?
— Я музыкант. Композитор, — без воодушевления ответил Уилл.
Ее лицо осветилось.
— Не шутишь?! Я петь люблю. И вообще собиралась стать певицей. Ты хоть знаешь, сколько бедных девчонок на весь Мехико? Шестнадцать миллионов, не меньше! И половина хотели бы стать певицами. Вот и я тоже. Правда, пела я неважно, зато шлюха из меня вышла классная! Теперь у меня, понятно, работа получше. А недавно меня сделали капитаном. Сказать, почему? Потому что у меня рука отродясь не дрожала. Потому что я говорю всегда прямо и честно. И ничего не боюсь. Ну, что скажешь? Пока что у нас есть один полковник и несколько майоров. Но это только начало. Когда поступит пополнение, нас повысят в званиях. «Майор Эчеваррия». Звучит? Мне тоже нравится! Слушай, хочешь грохнуть парочку криголитов? Это я тебе моментально устрою! И оружие дадим!
