Не успел он откликнуться на мою просьбу, когда все и началось. Одновременно с грохотом пришел удар страшной силы. 'Небесный странник' повело боком, накренив так, что находившиеся на палубе люди соскользнули по ней вниз, и избежать падения на землю им удалось только благодаря высокому фальшборту.
Гвенаэль рычал, пытаясь поворотом руля вернуть корабль на ровный киль. Брендос сильно сжав зубами губу, на ней даже кровь выступила, держался за рукояти приводов, боясь шевельнуть любым из них, чтобы не усугубить ситуацию. Я и сам застыл, мучительно соображая: что же сделать, чтобы выровнять корабль? Несколько показавшихся нам вечностью мгновений, когда все мы затаили дыхание и 'Небесный странник' начал выравниваться.
Как выяснилось, альвендиец все же поднялся в воздух, но разломившись на две половины и мачтами вниз. Таким он и рухнул в ущелье. Вскоре оттуда, из глубины, пришел еще один удар, но уже не такой сильный, затем еще и еще, после чего все смолкло.
— Это л'хассы, — почему-то шепотом произнес Гвенаэль Джори.
'Небесный странник' завис в небе, все еще раскачиваясь с борта на борт, и на нем висела тишина.
Первым нарушил ее Риас, поднявшись на мостик.
— Ну, капитан, на этот раз вы сами себя переплюнули, — произнес он с чувством.
Я, до конца не пришедший в себя, взглянул на него: шутит он, нет? Как будто бы вполне серьезно.
— Это еще чепуха Риас, — Гвенаэль улыбался. — Однажды после визита капитана Сорингера на один островок в Мертвом море, тот вообще в его пучинах канул. Немалый такой клочок земли, примерно как остров Неистовых ветров. И что от него осталось? Так, пару торчащих из воды камешков. А это!.. — и он пренебрежительно махнул рукой: подумаешь, мол, событие.
Гвен явно преувеличивал: Гаруд — вдвое меньше острова Неистовых ветров, и это как минимум. Да и не камни остались — скалы. Кроме того, я совсем не стремился к тому, чтобы Гаруд, как он выразился, в пучинах канул.
— А что же все-таки произошло? — навигатор Брендос высказал вслух то, что в голове у нас было у каждого.
И все с надеждой посмотрели на Берни Аднера.
— Ничего удивительного, — начал он слегка заикающимся голосом. — Альвендийский капитан пытался взлететь как можно быстрее, и потому дал на л'хассы предельную нагрузку. Ну а когда ему на палубу высыпалась такая масса камней, нагрузка стала вообще запредельной. Вот и результат.
Тут Аднер выразительно посмотрел на меня: если, мол, насиловать л'хассы, подобное может случиться с любым кораблем. Как будто я этим только и занимаюсь.
— Капитан, возвращаться будем?
— Вполне возможно, что свод теперь еле держится. И может случиться так, что он внезапно рухнет, — голос Аднера звучал как будто бы нейтрально, но по нему самому хорошо было видно, что Берни совсем не горит желанием вернуться туда.
— Внезапно только понос может случиться, господин ученый. Все остальное происходит по воле Создателя, хотим мы того или нет. Там на земле еще столько всяких ящиков осталось! — и Риас мечтательно вздохнул. — А вообще вы молодец, Аднер: носовая аркбалиста на нашем корабле — это нечто!
Берни зарделся от неожиданной похвалы, ну а я остался доволен тем, что Риас назвал 'Небесный странник' 'нашим'.
— Вряд ли ящики еще там, — засомневался Гвенаэль, — если даже альвендийца в воздух подкинуло. Хотя неплохо бы взглянуть, глядишь, и обнаружим что-нибудь.
Мне тоже не очень хотелось возвращаться, но без риска заработать можно только поденщиной, да и то гроши.
— Возвращаемся, — заявил я. — Но только после того, как господин Аднер спустится в трюм, и на всякий случай осмотрит л'хассы с приводами. Вернемся хотя бы для того, чтобы булыжники свои забрать — фартовые они.
— Ха-ха-ха! — в голос рассмеялся Риас Кастел, единственный, кто по достоинству оценил мою шутку. — Булыжники! Позвольте мне один себе забрать — под голову класть буду, вместо подушки, чтобы фарт никогда не покидал. Жаль, что на шею повесить не удастся — тяжеловато получится.
* * *
Гвенаэль Джори оказался неправ: гора ящиков и тюков на земле возле открытого люка в трюм 'Небесного странника' все росла и росла. Вероятно, альвендийцы только начали погрузку, когда мы напали на них, потому что строение в форме куба, сложенное из огромных каменных плит, оказалось заполнено почти доверху.
Наконец, все мы собрались перед огромной кучей и молчали. Энди Ансельм заговорил первым:
— Капитан, когда делить будем? Сразу или по прибытию в Монтосел?
Я махнул рукой: без разницы, как посчитаете нужным.
Тут слово взял Риас Кастел:
— Приятно чувствовать себя обеспеченным человеком, но я не об этом. Вообще-то капитану в таких случаях полагается пятая часть от всего. Но у меня сложилось такое впечатление, что, для того чтобы получить это, — и Риас указал на кучу, — я сюда всего лишь пассажиром прокатился. И потому я считаю, что наш капитан заслуживает четверть. Несогласные будут?
Риас обвел всех взглядом. Когда таковых не нашлось, и он продолжил:
— Ну и чего тогда тянуть? Капитан, ваше первое слово.
Я махнул рукой еще раз:
— Вы уж сами как-нибудь, я вам полностью доверяю.
Затем все же подошел к одному из ящиков, поднял крышку. В нем оказалась тщательно уложенная серебряная посуда: кубки, блюда, столовые приборы…
'Наверное, это из 'Сладкого сна девственника', был такой корабль. Он отправился на материк со скарбом одного из местных богачей — тот почему-то решил сменить место жительства, — размышлял я, вертя в руках один из кубков. — Хотя, возможно, я и ошибаюсь'.
Затем положил кубок обратно в ящик, и подошел к другому, заполненному вещами Древних. На нем нарисован был косой крест синего цвета, Родриг все подобные ящики так пометил.
Извлек из нее пластину, величиной со столешницу бюро, перевернул. Картина. Обычный натюрморт, где на темном фоне, на задрапированном тяжелой даже на вид бордовой тканью столе, букет. Всю центральную картины часть занимала лилия в окружении нескольких более скромных садовых цветков. Рядом с букетом находился кувшин, судя по блеску — из золота и хрустальная резная ваза на высокой граненой ножке. И все. Но изображение выглядело настолько реалистично, что я стоял и любовался картиной, совершенно забыв, где я, и для чего мы все здесь собрались. Красивая вещь. Вот ее-то я и повешу у себя в каюте, и не надо мне летящих с распущенными парусами кораблей в небесах на фоне багровеющего заката. Сунул картину под мышку и пошел, не оглядываясь.
Барахло — оно и есть барахло, сколько бы оно ни стоило. А у меня есть небо, есть корабль, и есть люди, которые, как я очень надеюсь, пойдут за мной куда угодно. И если уж этого недостаточно, тогда мне вообще ничего в этой жизни уже не понять. А то, что мне действительно нужно, не купишь ни за какие деньги.
