о Мендельброт!
– Если бы да кабы, Теодора. – По воле миссис Малверхилл Эдриан улыбается двум проходящим мимо монахиням – черно-белому вкраплению в безумном многоцветье. – Если думаешь заболтать меня, пока твои бойцы приходят в чувство, – не выйдет. Тэм на нашей стороне, и он уже вырвался отсюда. А у твоей подружки скоро кончится терпение. – Эдриан кивает на Бисквитин, которая буравит взглядом затылок мадам д’Ортолан.
– Что есть, то шесть. Terminé, terminé [65].
– Это не твоя забота. С ней я как-нибудь разберусь.
– Боюсь, уже слишком поздно, – голос Эдриана звучит печально, обреченно. – Ты даже не представляешь, какую кашу заварила, Теодора.
– А ты, конечно, представляешь!
– Да. Как и Тэм, я умею заглядывать за угол.
– До Тэма мы еще доберемся.
– Поздно. Я добралась до него гораздо раньше.
– Не сомневаюсь, дорогуша.
– Мой лучший ученик. Хотя по-настоящему закалила его ты. Все эти миссии… Ты ведь хотела убить его?
– Да.
Миссис Малверхилл приподнимает бровь.
– Что ж, – сухо говорит она. – С чем боролась, на то и напоролась, Теодора. Мы с тобой сделали его особенным. Он далеко пойдет.
– Ыстрее, прошу вас! Пора!
– Не так уж и далеко. Мы его поймаем.
– Скоро не будет никаких «мы», Теодора. Ты окажешься одна, в изгнании.
– Это мы тоже еще увидим.
– И я не про отставку из Совета. Я про то, что вот-вот совершит она. – Миссис Малверхилл кивает в сторону Бисквитин. – Она может всех нас превратить в солипсистов. Ты больше никогда не увидишь Кальбефракию, Теодора.
– Не пытайся меня запугать, дорогуша, – злобно улыбается мадам д’Ортолан.
– Теодора, это дело решенное. Все кончено. Я вижу, куда расходятся дорожки от этого момента, и все они…
– Пошла на хер! – Мадам д’Ортолан снова пытается освободить руки.
Миссис Малверхилл поворачивает Эдриана боком, защищая его промежность.
Бисквитин закатывает глаза.
– Простите за ваш французский. Попрошу не выморжаться. Эй! Я оченьвидно из Биафры, городуша. Я что, похожа на хрюеву эфиофку? Вот су-ушка!
Мадам д’Ортолан ее игнорирует.
Миссис Малверхилл все еще чувствует присутствие Тэмуджина. На мгновение она видит его у барной стойки кафе, на безопасном расстоянии от Бисквитин. Он залпом выпивает эспрессо. Она чувствует, как люди «Надзора» понемногу начинают вспоминать, кто они, где находятся и зачем. Тэмуджин исчезает.
– В добрый путь, – шепчет она.
– Что? – спрашивает мадам д’Ортолан.
– Помогите мне, о генерал Предателюс, на вас моя последняя одежда!
– Да так, ничего, – говорит миссис Малверхилл. – Зачем ты все это делала, Теодора? Власть мы в расчет не берем.
– Ты знаешь зачем.
Миссис Малверхилл улыбается.
– Теперь, кажется, знаю. Но ты не можешь сдерживать это вечно.
– Еще как могу! Вечностей много, и они накладываются друг на друга. И власть тут очень даже при чем, тупая ты сука! Не моя власть – власть человечества в целом. Никакого унижения, подчинения, смешивания культур, встраивания в контекст…
Миссис Малверхилл качает головой Эдриана.
– Так ты и правда расистка, Теодора!
– Я за человеческую расу! – скалится мадам д’Ортолан. – И горжусь этим!
– Зря стараешься. Рано или поздно мы с ними встретимся. Они все равно прилетят. Это неминуемо при любом раскладе.
– Только через их чертовы трупы!
– Скоро это уже не будет в твоей власти.
– Да неужели?
– Неважно, нравится тебе это или нет.
– Не нравится.
– Terminé. Бедлам!
Миссис Малверхилл глядит из-за плеча мадам д’Ортолан на девушку в белом халате и голосом Эдриана произносит:
– Прощай, Теодора!
С этими словами она выпускает запястья женщины в оранжевом и легонько толкает ее в кипучую толпу.
Бисквитин, которой все надоело, говорит:
– Так убирайтесь же прочь, вы все!
Бисквитин
И в мгновение ока они убрались – рассыпались по реальностям, в которые она их отправила; все люди на планете, кто был связан с «Надзором» – за исключением двоих, – исчезли, вырванные с корнем и разбросанные по разным судьбам. Лишь немногие смогли отчасти повлиять на этот выбор – те, кому хватило времени и ума сообразить, что происходит, и кому Бисквитин позволила хотя бы отчасти контролировать свою межпространственную траекторию. Остальные же, ничего не понимая и ни на что не в силах повлиять, очутились там, куда их выслали, – причем некоторые отнюдь не случайно.
Личность, называвшая себя мадам д’Ортолан, была отправлена куда подальше с особым удовольствием и в то же время – с толикой циничного безразличия. Бисквитин, конечно, не позволила ей влиять на выбор пункта назначения, но и сама ее дальнейшей судьбой не озаботилась. Достаточно было дать ей понять, что власть – это еще не все; что ее выбросили, отвергли и что какая-то убогая чудачка не сочла ее достойной даже малейшего внимания. Для мадам д’Ортолан это было хуже любой продуманной кары.
Теперь, когда все, кто сдерживал Бисквитин, исчезли, она наконец-то обрела свободу. Они позволили ей набрать такую мощь, потому что себя считали умниками, а ее – тупицей. Однако она оказалась не так уж глупа, ведь что бы ни мнили о себе эти люди, они никогда в полной мере не понимали, на что она способна и что прятала от чужих глаз. У нее внутри таилось крепкое ядро – стальная ярость, масштабов которой они даже представить не могли. До сих пор Бисквитин бесстрашно эту силу скрывала и выпустила на волю лишь сейчас, когда они думали использовать ее как оружие, а в итоге она использовала их. То-то же!
Обычные люди, чьи тела были захвачены, внезапно вернулись. Изумленные и растерянные, шатаясь и озираясь, они гадали, что произошло и почему так быстро наступил вечер. Женщина в оранжевом спортивном костюме осмотрелась по сторонам, не обращая никакого внимания на мужчину в кожаной куртке, стоящего в двух шагах от нее. Она развернулась, смерила критическим взглядом странную девушку в махровом халате, похожем на те, что выдают в отелях, протолкнулась мимо нее и растворилась в жужжащей толпе.
А он никуда не делся, отметила Бисквитин. Человек в коричневой куртке, который стоял прямо по центру моста, который чуть ранее отдал коробочку другому мужчине (тот вскоре исчез, причем самостоятельно), который удерживал за руки высокомерную женщину в оранжевом, поглядывая из-за ее плеча, – этот человек остался на месте.
Бисквитин посмотрела на него, прищурившись и насупив брови.
– Эй, а ты не с нашего района, – выставив челюсть, она куснула нижнюю губу.
– Все закончилось. Теперь можешь отдохнуть, – ласково сказал ей мужчина.
Он вообще показался ей очень добрым.
– Это не шутки, Сидни. Это не сутки, Шидни.
– Могу я спросить, как тебя зовут? Бисквитин, я права?
Она встала навытяжку и отдала честь.
– Ать-два, лева-права! Шагом арш – куда-то туда!
– Ты меня помнишь, Бисквитин? Когда мы