– Да-да, спасибо…
Кислотные он определяет по характерным испарениям, а те, что с «ведьминым студнем», по синеватому оттенку на поверхности воды. Днище нашего катера может выдержать одно попадание в кислотный стакан, но со «студнем» все непросто, эта дрянь мгновенно просачивается и сквозь металл, и сквозь пластик. Или не просачивается, если не захочет. Тут как карта ляжет.
– Не приближайтесь к берегу, – говорю, – там термоклин. Широкий, хватанем бортом.
– Ты не спрашиваешь, Питер, но я сам отвечу, – вдруг говорит мне Эйнштейн, когда становится поспокойнее. – Про эти пять миллионов. Не для себя брал, Иисусом клянусь. Для фонда «патриоты Хармонта». Это не название, названия у нас нет, это суть организации, которую мы создали. Я и несколько надежных друзей. Одно твое слово, и ты увидишь, на что пойдут эти деньги. А модель Зоны скоро не будет стоить и четвертака, китайцы пока не поняли, что начался цикл ротации.
Я, собственно, не спрашивал его, потому что накласть мне было на эти миллионы. Как и на его объяснение. Но клятва именем Спасителя в устах иудея прозвучала круто. Все-таки кое-что в словах Эйнштейна меня цепляет.
– Что ж вы, патриоты, не защитили Хармонт от штурмовиков? Их кланы не вчера возникли. Денег не хватило?
– Да что кланы, при чем тут молодые говнюки, играющие в нацистов? Это же войсковая операция под видом беспорядков. Ты заметил, с каким загадочным, совершенно необъяснимым остервенением проводится зачистка города? Они же не считаются с потерями! И если уничтожение сталкеров еще можно объяснить…
– Это чем же?
– «Только бизнес», – передразнил кого-то Эйнштейн, наверное, всех киллеров сразу. – Независимые сталкеры – конкуренты. Устранить их – значит зафиксировать де-факто монополию на Зону со стороны военной науки, а если конкретно, со стороны корпорации «Монлабс», принадлежащей финансовой группе Дюпонов. Сталкерство на наших глазах ликвидируется как профессия.
– Вокруг чернобыльской Зоны тоже были погромы. Стихийные. И никаких финансовых групп. У нас, я не спорю, народную стихию подтолкнули, ускорили и усилили, но она и так уже пробуждалась. Где загадка? Нет загадки.
– В чернобыльских событиях, мой друг, не было ничего стихийного. Я видел документы, отчеты. Все было организовано изначально – товарищами из Лэнгли и немножко нами. Через некоммерческие организации, культурные фонды, карманных политиков и богачей.
– Зачем?
– А зачем были организованы волнения в других Зонах, приведшие к погромам и отбросившие конкурентов на десяток лет? Дети сталкеров всегда интересовали разведку, особенно научную, но когда возникла гипотеза, что мутации могут привести к появлению сверхлюдей, интерес превратился в важную тему. И Хармонту обеспечили монополию на детишек с отклонениями. С ними работали, их обучали, приручали…
– Так какого тогда хрена их убивать? – не выдерживаю я.
И сам себе удивляюсь: с чего вдруг меня пробрало?
– Вот! – говорит Эйнштейн. – В том и загадка. Столько лет строить, чтобы за день разрушить…
«Зеленку» первой чует Бабочка, даже плачет от страха. Мы плывем по территории сталелитейного завода, мимо огромной зольной кучи, и флуоресцирующая пенистая масса ее огибает, приближаясь к реке. «Зеленка» естественным образом стремится в низины и обычно заканчивает свой путь именно в водах Нижней.
Такой слив не выдержит никакая лодка.
– Прибавить ходу! – орет Эйнштейн.
Моторы запустить не успеваем, да и незачем, вроде опережаем стекающий к реке поток. В зоне риска – лишь последняя лодка, та, где Носорог. Полупустая, людей с ним вернулась мало. Нет, они явно не успевают уйти. И пристать к противоположному берегу нельзя – термоклин все тянется и тянется.
Когда кипящая дрянь атакует реку, люди Носорога во главе с боссом, содрав с себя броники, прыгают с носа своей лодки и плывут к предыдущей, опередившей страшную гибель на какие-то футы. Им протягивают шесты и багры… Доплывает один Носорог, остальных сварило. Вождь – он во всем вождь.
Натали рядом со мной прерывисто всхлипывает. Переволновалась папина дочка. А предок ее – гангстер, меценат и прочая – остается без армии.
Сзади вспухают ядовитые пузыри, высоко поднимаясь над водной гладью, лопаясь с тысячами убийственных брызг. И глади никакой больше нет, есть бурлящее адское варево, поглотившее и лодку, и пловцов. Биомасса смешивается с водой, постепенно растворяясь в ней, и, пока вся она не стечет, река будет надежно перекрыта, да и потом придется ждать, пока кислотность на этом участке реки не снизится до приемлемого уровня. Погоня неизбежно здесь застрянет. А мы уходим, уходим… Последний рывок до «Душевой-2».
Но ведь это Зона, какие в ней рывки? Ниже по течению река перегорожена теперь уже для нас. Все дружно останавливаемся, стукаясь носами и кормами, и смотрим на препятствие прямо по курсу.
Червяга нежится в воде, хвост на левом берегу, пасть на правом. Или наоборот. Впрочем, пасти и хвосты у этой твари благополучно совмещены по принципу «два в одном» – с обеих сторон. Толщиной она с русский трубопровод, а длиной – с американские национальные интересы. Членистое тело покрыто щетинками и на вид масляное, словно чем-то смазано. Воняет солидолом. Что примечательно, обычная лодка поместится в этом экземпляре целиком. Насчет флагманского катера есть сомнения, но если тварь хорошо замотивировать…
– Малый назад, – тихо командует Эйнштейн. – Передайте по цепочке, чтоб задние не спали.
Медленно пятимся. Но это не выход, вперед так и этак надо. Или выгружаться на берег? Дальше пешком?
– У нас ведь есть ручные гранаты? – спрашиваю.
– Полный ящик, – показывает Эйнштейн, поняв меня с полуслова. – Кто пойдет?
– Мне нужен напарник.
Натали сосредоточенно смотрит куда-то в бесконечность: знаю я этот ее видок, когда она пытается воздействовать, но получается не очень.
– Тьфу, зараза, – говорит. – У нее же нет мозга! Только нервные цепочки и несколько ядер. Могу, наверное, вызвать паралич, но смысл?
– Есть смысл, – говорю. – Если проснется и уйдет под воду, нам крышка.
Напарником пошел сам Эйнштейн. Личным примером, так сказать. Мы высаживаемся на противоположных берегах, имея при себе по четыре фугасные гранаты – если этого не хватит, то вообще все бесполезно. Натали со мной, ее задача – попытаться обездвижить червягу.
Расположились. Натали, подойдя к твари поближе, смотрит на нее. Обычно она обходится без жестов, но тут, подняв руки, двигает пальцами – словно струны перебирает. Объект воздействия слишком уж большой. Потом она поворачивается ко мне (лоб вспотел):
