Подполковник Георгий Витальевич Лежебоков оторвался от смотрового прибора командирской башенки и окинул взглядом боевое отделение, освещенное зарешеченными плафонами. По неведомой прихоти конструкторов кресла экипажей были сделаны «по–аэростатному», то есть с ремнями безопасности, которые сходились на спине «ракетчика». Далее через специальную прорезь в спинке кресла уходил тросик, намотанный на маленькую лебёдку со стопором. Таким образом, противотанкист мог по желанию регулировать свободу движений, прихватывая себя к креслу намертво или отпуская трос на удобную длину. Были даже какие‑то уставные требования – какой ситуации какой режим соответствует, но их, разумеется, никто не соблюдал, действуя в меру удобства и личных соображений.
Мехвод, сидевший впереди, ниже всех остальных, вообще снял «упряжь» и замер над рычагами, крепко вцепившись в кожаную оплетку рукоятей. Его можно было понять – справа от водителя располагались топливные баки, поэтому, случись что, покидать машину нужно было очень быстро.
Хотя, говоря по совести, у мехвода и так было самое безопасное место, к тому же и удобное – можно даже разложить сиденье полностью и дремать, как в шезлонге или первом классе автопоезда. Дальше начинался массивный механизм, объединявший собственно пусковую установку, автомат перезарядки и механизированный стеллаж с ракетами – каждая в собственном контейнере, похожем на длинный металлический ящик с ребрами жёсткости. По разные стороны от пусковой сидели командир машины, в просторечии именуемый «пассажиром», и оператор–наводчик.
Лежебоков взглянул на собственный блок приборов – радиостанцию, переговорное устройство и все остальное. Сбоку сиротливо пристроился бачок с питьевой водой. Затем командир посмотрел направо, на оператора ракетной установки. Юноша явно и откровенно трусил, ремни были затянуты намертво, тросик выбран полностью, так что парень сидел, спеленатый, как аэростатчик- испытатель. Лица не было видно из‑за респиратора, но пальцы на панели дневного прицела и диссекторном блоке съема координат побелели. А ведь вроде бы ветеран, несмотря на возраст, даже герой, переведен из бронеходчиков после ранения, полученного в жестоком бою против превосходящих сил противника. «Георгий», пусть даже четвертой степени – награда почетная и очень значимая.
Лежебоков поправил респиратор и провод переговорного устройства, встроенного прямо в «намордник», после чего вновь приник к окулярам наблюдательного прибора.
Все не так, подумалось ему. Все не так, как должно быть… Сколько планов, расчетов и выкладок – каким образом следует наиболее эффективно использовать ракетные танкоистребители, какими силами прикрывать. И все насмарку. Вместо того, чтобы отстреливать самые опасные танки противника, скрываясь за «спинами» собственной «брони», «лучники» сейчас отработают как одноразовый эрзац–заслон, прикрываясь тощей линией слабосильной пехоты и горсткой «механиков».
Если бы работала связь, если бы не ветер, поднявший тучи пыли и пепла после атомного удара… Танкоистребители могли многое – работать на дистанциях более трех километров и даже совершать групповые запуски, когда до пяти ракет сразу били в одну мишень, повинуясь указаниям одного наводчика. Но без связи, надолго вырубленной близким атомным взрывом, без нормального прикрытия, без хорошего плана, минных полей и …
Подполковник запретил себе прорицать, что неизбежно случится без всех этих полезных вещей. И только мимолётно подумал – интересно, а у противника все так же? Планы, которые приходится менять на ходу; проволочки, которые оборачиваются катастрофическими задержками; мелкие недочёты, скатывающиеся в огромный ком неразрешимых проблем?
Наверное… Во всяком случае, хотелось верить, что это именно так.
Он проверил дистанцию. Два семьсот. Видимость никудышная, но дальше ждать опасно, дальние расстояния – козырь «лучников».
Было жарко, немыслимо жарко – дизель и сложная аппаратура давали огромное количество тепла, прогревавшего боевое отделение, как хорошую парную. Но Лежебокова ощутимо морозило – главным образом от радиотишины и некой усеченности происходящего. Не было обычных переговоров, скрипа в наушниках, отрывистых докладов и команд. Без них даже в гремящем и рычащем истребителе казалось тихо, как в забытой могиле.
— Заряжай, — скомандовал он.
Командир не торопился выводить оружие в боевой режим, чтобы не демаскировать низкопрофильную машину и ждал до последнего, теперь время пришло. Оператор пусковой, хоть и был испуган до смерти, свое дело знал. Загремела цепная передача автомата заряжания, длинный ящик лёг в захваты пусковой. Наводчик оторвался от приборов и, изогнувшись, как цирковой акробат, потянулся к казённой части, чтобы подсоединить провода для управления ракетой в полете. Эту операцию механизировать не смогли, да и не стремились, управление должно было идти по защищённому радиоканалу, а провода оставались на гипотетический «самый крайний случай». Вот он и наступил, самый, что ни на есть реальный и очень–очень крайний.
Загорелась жёлтая лампочка, сигнализирующая о том, что цепь замкнута, ракета включена в систему электропитания и наведения. Оператор развернулся обратно, мокрый как мышь, смахнул рукавом пот с лица и приник к стабилизированному прицелу.
— Вывожу, — глухо доложил он.
Лязгнули броневые створки, в открывшийся люк дохнуло ветром, несущим запах жжёной травы и дизельного выхлопа. Проворачиваясь на шарнире, пусковая описала дугу, выходя в боевое положение над башней. Потому‑то танкоистребители и назывались «лучниками$1 — ракеты располагались и подавались к зарядке хвостовой частью вперёд, по ходу движения машины. А пусковая установка перемещалась вверх–вниз по траектории, сходной с движениями стрелка, достающего стрелу из колчана за спиной.
Там, уже наверху, небольшие пирозаряды отстрелили панели контейнера, оставив лишь одну, донную, которая теперь служила одноразовой направляющей. В сложном движении, похожем на взмах крыльев бабочки, раскрылись длинные хвостовые стабилизаторы, ранее прижатые к цилиндрическому корпусу снаряда.
Очередной парадокс техники, подумал подполковник. «Лучник» защищён от атомной угрозы вентиляторами для создания избыточного давления, сменными фильтрами, специальным противорадиационным подбоем изнутри. А вот закрытый кожух для пусковой довести до ума так и не смогли. Поэтому в бою экипаж при всех своих защитах может вволю дышать свежим воздухом и радиоактивной пылью.
Подполковник выбрал цель и указал оператору, тот быстро щелкал тумблерами на блоке автоматической выработки команд. В целом подготовка к запуску требовала тридцати последовательных операций, но юноша ни разу не сбился, проведя их даже с некоторой лихостью.
