— На сносях она! Думаю, четвертый месяц уже!
— Иди ты! — удивился молодой, покосился на спящую Катю: — Да ну! Не видно же ничего!
— Вот тебе и «Да ну!», трепач! Вырости сперва пятерых, как я, потом спорить будем! И погляди потом — у неё рука порезана, а махала она нам не флажком, а тряпицей какой-то, красной. Я думаю, в крови она эту тряпицу вывозила, молодец, сообразила! Приедем в Вожегу, ты сразу чеши к Красикову, ну, слева от диспетчера сидит, знаешь?
— Это к менту что ли?
— Ну. Скажешь, так мол и так, вот такие дела! А я её покараулю, чтобы с перепугу не наделала чего…
— Так ты думаешь, Егорыч, что она — беглая?
— Красиков пусть разбирается, кто она и откуда… Не верю я, чтобы баба, да ещё в положении, через здешние леса к железки вышла вот так, без еды и одежонки нормальной. Отсюда до ближайшей зоны — километров двести! Да и не похожа она на зечку… Думаю я, выкинули её из поезда, и дело это — уголовное! Она, вишь, как в тепле оказалась, сразу сомлела да уснула, значит намерзлась, а беременной это точно не хорошо! Давай-ка, сгоноши-ка чего-нибудь похавать, супчик какой-никакой, чайку вскипяти. До Вожеги ещё полтора часа, может, проснется, так есть захочет!
Молодой напарник машиниста ушел в заднюю, закабинную каморку, где имелась небольшая электроплитка, а сам машинист ещё долго рассуждал сам с собой о наступивших неправильных временах, когда посреди России по чащобам бродят ночами молодые беременные бабы…
Катя спала, и впервые за последнюю неделю ей было спокойно и надежно — это чувство появилось у неё тогда, когда она, еле цепляясь ослабевшими руками за поручни, взобралась в кабину тепловоза, и седой машинист, поглядев на неё суровым, и в то же время добрым взглядом, усадил на скамейку, и сказал: «Отдыхайте, девушка! Разговоры потом будем разговаривать!».
И Катя сразу же уснула, сидя, прислонившись спиной к железной, подрагивающей стенке кабины. Она не почувствовала, как с нее, спящей, осторожно сняли тулуп, как её уложили и заботливо укрыли. Ей снился бесконечный лес, бесконечный снег, и рыжие собаки, сидящие под деревьями. Поезд, грохоча и покачиваясь, приближался к станции Вожега…
Он брел через лес, падал, с трудом вставал, хватаясь за ветки, и снова шел. Бок кровоточил, и после каждого падения на снегу оставался кровавый отпечаток. Сергей не боялся потерять направления, он шел по своим собственным следам. Гораздо больше он боялся не дойти — у него начала кружиться голова, да и отпустившая после уколов обезболивающего рана вновь налилась нестерпимой болью.
К вертолету он вышел почти через час — «восьмерка» по прежнему стояла по брюхо в снегу, мигал над кабиной красный огонек, а рядом с ветролетом о чем-то разговаривали трое. Сергей сперва решил, что ему почудилось — вертолетчиков должно было быть двое, откуда третий?
Потом он понял — Хосы вернулся раньше его, хотя ему и пришлось делать по чащобе изрядный крюк. Руслан Кимович заметил Сергея за сотню шагов до вертолета, поспешил настречу:
— Вот и Сергей! Ну, что? Почему один?! Э-э, да ты ранен! Быстро — в вертолет! Мужики, помогите!
Воронцова затащили в вертолет, уложили на низкий оранжевый топливный бак, и Сергей несколько расслабился, проваливаясь в звенящую пустоту. Глухо, как из-за перегородки, долетали до него голоса ветролетчиков и Хосы:
— Аптечка есть? — это Руслан Кимович.
— Держите! Взлетаем? — краснолицый вертолетчик.
— Да. — снова Хосы.
— Ох, и попадем мы с вами, мужики!.. Знали бы, что вы тут устроите, ни за что бы не полетели, хоть и замминистра приказал! — это, видимо, другой вертолетчик.
Заворчали турбины, зашелестел разрезаемый винтом воздух, Сергей почувствовал, как ветролет мелко затрясся, завибрировал, готовясь к взлету. Потом он услышал, как один из пилотов крикнул:
— Ну что, в Москву?
— Да! — крикнул в ответ Хосы.
Воронцов приподнялся на своем импровизированном ложе, из последних сил сказал, крикнуть не получилось:
— Летим в Вожегу! В милицию! Надо организовать поиски — она двое суток назад ушла в лес!
И тут же повалился на разосланный бушлат, без сил и сознания. Он не слышал, как Руслан Кимович ругался с вертолетчиками, как доказывал им необходимость лететь в Вожегу, как грозил пистолетом, и как потом, когда вертолет взлетел и пошел над лесом на северо-восток, Хосы перевязывал его, останавливал кровь, как зашивал рваные раны на руке и боку, делал антибиотиковую блокаду, словно заправский врач…
Ничего этого Сергей не видел, и потом не помнил. У него в памяти осталось только ощущение бесконечного проваливания в какую-то пульсирующую, грохочущую тьму, багрово-красную, удушливую, и бесконечную.
Очнулся Сергей уже на подлете к Вожеге, от громкого голоса второго пилота, который зашел в салон спросить у Хосы, куда садиться — аэродрома в Вожеге не было.
— Давай поближе к железной дороге, вон на ту площадку. В таких городках и милиция, и больница и райком обычно на одной площади, возле вокзала! — прокричал в ответ Хосы, тыча рукой в стекло иллюминатора. Пилот кивнул и вернулся к себе. Хосы перевел тревожный взгляд на Воронцова. Сергей улыбнулся и попытался сесть.
— Ну как ты, ожил маленько? — спросил Руслан Кимович, наклоняясь к самому уху Сергея.
— Да… Получше! — кивнул тот: — Как я, сильно… пострадал?
— Нормально. Крови потерял не очень много, раны глубокие, но, как говорят врачи, жизненно важные органы целы! Жить будешь, я тебе гарантирую!
Воронцов снова кивнул, облизнул запекшиеся губы, и проговорил:
— Надо, как сядем, сразу в милицию! Я заявлю о пропаже, обьясню все! Эти… из Центра… Я говорил с их главным…
— С Учителем?! — удивленно вскинул брови Хосы.
— Нет, Учителя они… убрали. У них там что-то вроде перестройки… Они уходят в подполье — так мне сказали. Этот мужик, ну, с которым я говорил… Он утверждает, что Учитель был… ненормальным, короче. И в похищении Кати… Словом, это была его идея! Теперь надо искать…
Вертолет медленно садился. Пилоты вглядывались в полумрак под ними, следя, что бы на пути снижающейся туши вертолета не попались провода, столбы, деревья. Наконец, сели.
Воронцов, поддерживаемый Хосы, выбрался из вертолета и огляделся. Они приземлились на заснеженной площади у самого здания вокзала. Оттуда, привлеченные необычным зрелищем, уже бежали в сторону вертолета какие-то люди. Справа виднелся закрытый по ночному времени магазин, скозь тусклые витрины которого светились желтым светом лампочки сигнализации.
Сергей оглянулся — в дальнем конце площади высилось трехэтажное здание, возле которог стояла пара сине-желтых «Уазиков». Интуиция не подвела Хосы — это явно была милиция.
