На завтрак Барбара приготовила свою фирменную яичницу с беконом, а также поставила в центре стола тарелку с вкусными булочками, маслом и кусочками сыра и колбасы.
— Вкуснятина, — нахваливал яичницу отец, соскучившийся по нормальной еде, хотя вообще-то от этого блюда он никогда не был в восторге.
Гжегож, наверное, в душе даже радовался, что выпала возможность приехать домой пораньше — вообще-то по графику ему предстояло скитаться по свету еще с пару месяцев, оставался рейс в Южную Америку. Как говорится, в каждой ситуации есть свои плюсы.
Наконец, к завтраку присоединилась Наталья, которая уже успела прихорошиться. Барбара подарила ей теплый взгляд и пожелала доброго утра, девушка ответила взаимностью.
И чего это вдруг мать так подобрела? Эта мысль никак не давала Томашу покоя. Наверное, все дело в том, что Наталья осталась без семьи, родители-то ее того, по улицам бродят с безумными глазами. Да и братец, мерзкий прыщавый упырь, постоянно норовивший застукать сестру и Томаша за чем-нибудь этаким, чтобы потом вытягивать деньги на карманные расходы. Да, наверное, мама просто сочувствует ей. Хотя Томашу их хорошие отношения были в любом случае на руку.
После завтрака Томаш прошелся по квартире и распахнул все шторы. Зомби не было, сколько он ни вглядывался в мертвый пейзаж за окном. Потом даже вышел на балкон, с омерзением посмотрев на темно-зеленое пятно на стекле — засохший плевок трагически погибшей пани Божены. Надо бы смыть эту гадость, только ни в коем случае не трогать руками, там запросто может быть какая-нибудь зараза.
С балкона пришлось поспешно уйти — смердело мертвечиной, во дворе покоилось несколько трупов, пролежавших три с лишним дня под майским солнцем. Результат немного предсказуем, да и видок, прямо скажем, не очень.
Отец тем временем взял в руки лист бумаги и ручку и начал составлять план на день. Из ванной доносился шум воды — рачительный хозяин уже набирал запасы. Они все равно завтра уезжают, но, если воду вдруг отключат раньше, помыться не получится, так что лишним не будет. Платить ведь уже некому, это раньше главным правилом в семье было «не больше десяти минут в душе». Сейчас хоть на целый день открывай кран и топи соседей, которым тоже все до лампочки.
— Итак, первое, — начал Гжегож, как только Томаш подсел рядом. — Нам нужна нормальная машина. Мерседес это здорово, но следует подыскать что-то попрактичнее.
— Пусть будет две тачки, па! — возмутился Томаш. — Вы с мамой на одной, мы с Натальей на другой. Мерседес — монстр, он везде проедет. Я не хочу его бросать.
— Хм, ну ладно, — на удивление легко согласился отец. — Второй пункт — оружие. У тебя как с этим?
— Глок, ТТ и еще MP5, который ты уже видел.
— Выходит, с оружием тоже порядок. Ну, ты бандит, не ожидал, если честно… Дальше — еда, вода.
— Мы с Натальей успели побывать в супермаркете, пока его менты охраняли. Принесли столько, сколько могли. Холодильник и шкафы на кухне ломятся…
— Деньги-то у тебя откуда взялись?
— Мать на ствол давала, да я его так взял, бесплатно.
— Ну-ка подробнее. — Глаза Гжегожа сузились.
— Да какие там подробности, — отвел взгляд Томаш. — Ездили с Французом, Павлом то есть, и Дамианом к нашему знакомому, он пообещал пушки продать. Мы только уселись, и эти психи ворвались через балкон. Француза и того знакомца покусали, я одного завалил, бутылкой по башке его огрел. Дамиан хотел сбежать, но его в дверях тоже цапнули. Вот и все.
— Искусали? И что дальше с ними стало?
— А то ты не понимаешь! — разозлился Томаш — ну зачем, зачем отец заставляет его еще раз все это проживать?
— Ты их убил? — серьезно посмотрел на него отец.
— А был выход? — развел руками Томаш. — Я не мог оттуда сбежать так сразу, мне было нужно поискать оружие, патроны. Пришлось со всеми разделаться. Но Француз и Дамиан успели обратиться, так что мне с ними делать прикажешь?…
Он, конечно, приврал — Француза он убил раньше, хотя вполне мог оставить его и уехать. Но Томаш сделал это лишь из жалости к другу, навряд ли тот хотел превращаться в сумасшедший кусок мяса. Уж лучше вовсе не просыпаться.
— Все правильно сделал, — кивнул Гжегож, а потом порывисто встал и начал расхаживать по комнате.
Томаш провожал его настороженным взглядом, до конца не веря, что отец не дал ему за такое по башке.
— Что ж это такое-то вообще, — сокрушался отец.
— Это надо бы у русаков спросить, если хоть один кацап еще живой.
— Ой, да что ты завел про русских? Они тут при чем? Они первые и полегли.
— При том, что от них всегда какое-то дерьмо прет, и всегда нам достается, — гневно выпалил рассвирепевший Томаш, сжав кулаки. — Не помнишь что ли, что твоя бабушка рассказывала? Что солдаты сделали в лесу с ее сестрой? Впятером?
— Ты идиот, Томаш, — процедил отец. — Какие это были времена? А какие сейчас? Мне доводилось работать с русскими, и, поверь, они ничуть не хуже тех же французов или арабов.
— Только ни французы, ни арабы на нас войной не ходили…
— На этом закончим треп, пора бы делом заниматься. Иди лучше одеваться. И перчатки не забудь.
— Зачем перчатки-то?
— Чтобы ненароком не хватить заразы — если порежешься или поцарапаешься, и в ранку капнет зараженная кровь, что будет?
— А, да, точно, — сообразил Томаш, все еще не до конца утихомирившийся — в груди еле клокотал гнев. — Кстати, можешь на балконе посмотреть, пани Божена оставила нам сувенир на стекле, он до сих пор весь зеленый. Вот эта дрянь, похожая на сопли, оставляет химические ожоги. Во всяком случае, когда они ей плюют.
— Божена? Соседка сверху? — брови Гжегожа удивленно поползли вверх. — А что с ней?
— Ее муженек с балкона сбросил, а сам исчез, так что нет у нас больше соседей, — пожал плечами Томаш. — Она так и валяется под окнами на асфальте, только не советую на это смотреть. Я позавчера глянул мельком, так чуть наизнанку не вывернуло. Хорошо, что мы с тобой ночью возвращались, не пришлось снова любоваться.
— Мда, — отец почесал русую шевелюру, изрядно отросшую во время плавания. — Ну, что теперь сделаешь. В общем, дуй одеваться, через десять минут выходим.
На сей раз Гжегож не пренебрег советом Томаша и повязал на лицо шарф, тщательно опрысканный туалетной водой жены. Вонь из подъезда начала помаленьку просачиваться и в квартиру, пришлось приоткрыть окна на противоположной от балкона, благо день выдался теплый. И это при том, что труп старухи закрыли, наконец, в ее квартире (Томаш деликатно умолчал о том, кто так варварски разделался с пожилой женщиной, да и отец не спрашивал). Значит, гнила не только она.
