«Настоящая Медуза Горгона!» — похолодело внутри у Сидонии.
Черная ворожея что-то шептала на непонятном языке и пускала клубы резко пахнущего дыма в лицо пленнице.
Страх Сидонии постепенно сменился беззаботностью. Ступка с тлеющей травой под самым носом уже не раздражала. Теперь живые косички горгоны вызывали безудержный смех. Сидония бездумно жевала пятнистые колоски в руках ворожеи. Она видела черную плесень на пшеничных зернах, но не чувствовала ни запаха, ни вкуса, а вскоре и вовсе впала в блаженное забытье.
Оставив Сидонию под присмотром дюжего стражника, ворожея покинула горницу. Как только за ней закрылась дверь, здоровенный детина приблизился к обмякшей девушке и тряхнул за плечи. Она открыла затуманенные глаза.
— Спаси меня! — еле слышно прошептала она.
— Спасти не спасу, а одиночество скрашу! — ухмыльнулся он, подсаживаясь к Сидонии и жарко обнимая ее волосатыми лапищами. — Потерпи, пока гнедая ведьма уедет!
За окном раздался резкий цокот копыт. Стражник отпрянул от Сидонии и обернулся на дверь. Оставшись без опоры, девушка завалилась на бок и ударилась головой о лавку. Боли не было, лишь сильная тряска от проносившейся за стеной кавалькады подбрасывала ее голову в такт топоту копыт.
Следующим утром герцог внимательно слушал наставления Чернявки.
— В ночь, когда на небо взойдет полная луна, твои чаяния сбудутся, — перевел толмач слова чернокнижницы. — Но если ты упустишь эту ведьму, великая беда опустится на твое семейство. Я оставила твоим людям кувшин с варевом и корзину колосков с отворяющей плесенью. Проследи, чтобы пленница все это съела!
Как и предрекала ворожея, разрушительное действие снадобий совпало с полнолунием. Когда Сидония проснулась, в охотничьем домике было светло от лунного света. По бедрам струился горячий и липкий поток.
— Кровь! — она попыталась подняться и тут же завалилась обратно на лавку.
Сил позвать не помощь не было. Она отрешенно глядела в окно. Сквозь темень в глазах пробивались лишь яркие звезды да необычайно огромная луна. Громкие песни и смех стражников, сидевших вокруг костра, уже едва доносились до нее. В ушах стоял слабый, убаюкивающий звон.
А разгулявшимся воякам было не до пленницы. Сегодня на рынке они поживились замечательной медовухой. Пришлый торговец даже не попытался защитить свой хмельной товар.
— А как он хлопал своими наивными голубыми глазами, когда мы потребовали у него разрешение на торговлю! — заливался смехом десятник.
— А как он смешно подпрыгивал, когда мы тыкали пикой ему под ноги! — веселились вместе с ним остальные.
— Давайте допивать остатки!
Кувшин пошел по последнему кругу.
— Хороший был трофей! — икнул десятник и бросил пустой кувшин в костер.
Пьяный балаган понемногу стихал, а вскоре напиток, крепко сдобренный маковым отваром, свалил стражников с ног.
Когда Сидония с трудом разлепила глаза, со стен охотничьего домика куда-то исчезли головы лосей и медведей. Вместо них появились бесчисленные пучки сухих трав и корений. Прямо на нее глядели небесно-голубые глаза, обладатель которых давно поселился в ее девичьем сердце. Их возмужавший хозяин превратился в мудрого бородатого молодца. Его длинные локоны ласкали ее лицо и могли сравниться по красоте с ее собственными. Сидония попыталась что-то сказать, но он приложил пальцы к ее губам:
— Тебе не надо пока разговаривать. Ты еще слишком слаба!
— Что с моим ребенком?
— Мальчик был слишком мал, чтобы жить!
— Мальчик?! — слезы покатились по ее лицу.
Он не мешал ей и молча промокал слезы.
— Как тебя зовут? — сквозь всхлипы спросила она.
— Пэйтр, — он нежно провел пальцами по ее бровям.
— Пэйтр! — с благодарностью повторила она.
— Поспи еще! — он мягко прикрыл ей веки.
Дрожащими пальцами мужчина нежно коснулся век жены. Он еще какое-то время постоял в нерешительности, а потом аккуратно отлепил от них скотч. Ее глаза приоткрылись. Колени мужчины предательски задрожали, и он схватился за операционный стол. Ярко освещенный пол начал уходить из-под ног.
«Только не это!» — взмолился он и с силой зажмурился, пытаясь заслониться от увиденного.
Расширенные зрачки жены не реагировали на слепящий свет операционной лампы.
Кто-то вошел и встал рядом.
— Мне сказали, что ты бывший медработник, — прозвучал мягкий голос.
Муж пациентки встрепенулся, и на убеленного сединами врача посыпались требования:
— Ей нужен щадящий режим искусственного дыхания! Ее легкие в рубцах и не могут растягиваться, как у здорового человека!
— Да, конечно. Мы это учтем, — быстро ответил врач.
Он попытался что-то добавить, но не успел.
— Ее надо как можно скорее переводить на самостоятельное дыхание! — продолжали сыпаться требования.
Доктор замолчал и лишь кивал в ответ. Наконец требования закончились. В боксе повисла напряженная тишина. Врач было открыл рот, как уловил еле слышный шепот:
— Почему ее зрачки не реагируют на свет?!
— Не надо отчаиваться! — заторопился он, как будто боялся, что его снова перебьют. — Виро́нику только что вернули к жизни. Сейчас она находится в глубокой коме, но у нее есть три дня, чтобы выкарабкаться из нее.
— Почему только три?!
— Если мозг выжил, мы это увидим в первые семьдесят два часа.
— А если нет?!
— Не будем торопить события, — врач направился к выходу.
У дверей он обернулся:
— Да, мы поднимаем Виронику в палату интенсивной терапии.
Дверь хлопнула. Черная пелена непомерного горя окружила одинокую пару. Она пыталась затопить островок яркого света от операционной лампы, отнимая последнюю надежду на спасение в этом безжалостном океане жизни.
— Нет! Мир, ты не можешь быть так жесток! Чем мы провинились перед тобой?! — послышался шепот отчаяния.
Их руки слились.
— Родная, если ты меня слышишь, пошевели пальчиками!
Эта мольба повторялась все громче и громче, пока не превратилась в крик.
«Остановись! Твои попытки бесполезны, — пробился сквозь крик голос разума. — Вспомни курс реаниматологии!»
С наступившей тишиной весь ужас случившегося обрушился ледяной лавиной и смыл остатки надежды с крошечного островка света на полу. Все сразу же потеряло смысл. Вся житейская суета с ее ежедневными проблемами показалась никчемной.
— Любимая! Ради чего теперь жить?!
Вироника не отвечала. Ее безжизненные пальцы потеплели. Привычная синюшность ногтей куда-то исчезла.