Вошедший голоса не подавал. Стоял и молча смотрел на человека, извивающегося в ванной. Потом произнес только одно слово:
— Свинья.
Прозвучало это презрительно и как-то очень буднично. Голос принадлежал мужчине — это единственное, что смог понять Павел Александрович.
Потом человек сделал несколько шагов — так, чтобы оказаться в поле зрения Павла Александровича.
Его лицо было совершенно незнакомым. Хотя… Быть не может, чтобы он был из ЭТИХ! Этого просто не может сотвориться!
— Ну, тебя ж предупреждали по-хорошему, — произнес человек, слегка растягивая слова.
И эти слова пробудили в Павле Александровиче тот самый пыл, который заставил его звонить в милицию и требовать прекратить хулиганство.
— А что это вы мне тыкаете?! — из последних сил рявкнул он.
— А почему бы и не тыкать? — Незнакомец изобразил удивление. — Думаешь, тыкать могут только такие свиньи вроде тебя? И не на кого-нибудь, а на пацанов, у которых нет богатых родителей, чтобы тебе заплатить?
Он был из ЭТИХ!
— Водярой от тебя шмонит. — Незваный гость неодобрительно поморщился. — Думаешь, зачем тебя предупреждали, козел? Да затем, чтобы ты пошел — и повесился. Или — чтоб из окна прыгнул. И мне легче, и тебе не так обидно. А ты — не внял.
— Я… да я могу…
— Знаю, знаю, что ты можешь. Денег мне предложить можешь. Верно, бывший майор? Откуда у простого советского майора, начальника отделения военкомата, такие денежки, что он водяру до сих пор глушит тоннами? И не беднеет. Может, объяснить ТЕБЕ? Думаешь, я возьму что-то из твоих свинских денег? Знаешь, как оно в Писании сказано? «А на добро их не простерли руки своей».
Царьков лежал молча. Возражать было нечего. Хотя… оставалась одна надежда. Может, вошедший пожалеет его возраст?
— Я мог бы оставить тебя подыхать от цирроза. Может быть, ты мучился бы гораздо дольше, — задумчиво говорил незнакомец. — Только ты не понял бы, за что мучаешься. Тебе же надо все объяснить-разжевать. Вот и приходится… — он почти дружелюбно пожал плечами. — Так что, вспоминай, дружок, вспоминай. Вспоминай, как ты одного парня с невестой в медовый месяц разлучил. Как ты орал на домашних, нормальных парней, как ты угрожал, как ты угрозы исполнял. Ты для них был преддверием ада, козёл. И сдохнешь ты у меня по– козлиному.
— Так сколько лет прошло! И потом — я же военный, я же приказ выполнял! — Павел Александрович едва дышал, слушая речи незнакомца.
Тот усмехнулся.
— Приказ, говоришь? Твари в Нюрнберге тоже про приказ говорили. На покойничка все хотели свалить. Приказ по-разному можно выполнять. И на садизм тебе приказа не было. И взятки брать тебе никто не приказывал.
— Да кто… ты… такой?.. — отчаянно спросил Павел Александрович, — его ногу вновь скрутило болью.
— Твой звездец. Персональный. Не только твой, правда, — улыбнулся незнакомец.
— И ты? А они? В телевизоре? Как это? — Павел Александрович с ужасом смотрел на человека.
— Ну, что там с телевизором — не твоего ума дело. Гипноз и никакого мошенничества. Тебя честно предупредили, время дали — а ты не внял. И только-то.
Никакого раскаяния бывший военком не чувствовал — только страх. Правда, он неожиданно понял, что страх был с ним давным-давно — едва ли не с того самого дня, когда его отправили на пенсию — совершенно неожиданно и досрочно. Мол, времена поменялись, перестройка с человеческим фактором и все такое. И даже в звании перед увольнением не повысили.
Вот тогда-то страх и родился. Но если его заливать водкой, он спрячется и не проявит себя. До поры до времени.
— Ладно, мне пора, пожалуй. А ты можешь, конечно, на помощь звать. Только квартира у тебя хорошая, стены крепкие — кричи-раскричись, никто тебя не услышит. Правда… — он на минуту задумался.
Павел Александрович почувствовал, что это его последний шанс на спасение — и ухватился за эту соломинку.
Он застонал — совершенно натурально, без притворства:
— Нет, не надо!
— Вот и я о том, — кивнул человек. — Не хочу я тебя просто так тут оставлять. Еще выживешь, чего доброго. А сделаем-ка мы вот что. — Он наклонился и поднял душ. Павел Александрович заметил, что на руках у человека — перчатки, слегка раскосые его глаза показались темно-серыми, а в лице, вроде бы, ничего запоминающегося не было. — Я ж говорю — ты свинья? Отвечай!
Он держал в руках душ и смотрел на Царькова — мрачно, не мигая, будто змея, готовая к смертельному броску.
— Впрочем, имеешь право хранить молчание. Только тебе сейчас будет немного не до этого права, я так думаю. Раз ты свинья, отчего же ты не визжишь? Непорядок.
Он резко выключил кран с холодной водой. Потом молча повернул другой кран — до отказа. Повернулся, словно бы полностью потеряв интерес к своей жертве, и неспешно вышел, прикрыв за собой дверь.
…Незнакомец оказался совершенно прав — дом был с отличной звукоизоляцией.
Он вышел на улицу, вдохнул свежий воздух. Кажется, в городе стало легче дышать. В его городе. В его мире.
Глава 5
Полный штиль — всегдашняя тревога
Санкт–Петербург,
май 2010 года
Дождь все-таки начался. Но Оле он был совершенно не страшен — скорей, наоборот. Она любила гулять по городу в дождливую погоду. Ну а в мае и зонтик был совершенно ни к чему.
Она медленно шла по старинным улицам и переулкам, стараясь избегать слишком людных мест. И при этом — совершенно не уставала. Говорят, что дорога к дому друга длинной не бывает. А если это — дорога в доме друга, а друг — твой город?
Какая уж тут усталость!
Дом.
Еще год назад она ненавидела это слово. Дом — это вечное безденежье, вечные выкрутасы младшей сестры, которая вместо учебы предпочитала мальчиков, это — перспектива жить, едва сводя концы с концами — и так до самой старости.
А что теперь? Теперь сестра живет одна — и (вот после такого можно поверить в какую угодно магию!) взялась за учебу, послав подальше прежних приятелей с их пьянками-гулянками. Ну, о безденежье уже и не вспоминается. А перспективы… Тут все зависит только от нее, от Оли.
Учиться приходится и ей. И как! И чему!
Само собой — то, что называется «общими дисциплинами». Например, языки. Правда, для этого есть гипноз, есть множество методик, о которых и не слыхивали ни на каких курсах. Работающие методики. Хороший сотрудник О.С.Б. должен говорить на всех основных европейских языках, и, что желательно — на двух-трех восточных. Пока что ей до этого идеала далековато.
Но все приходит со временем.
Куда интересней было со специальными дисциплинами. Вот тут ее ждало множество сюрпризов.
