— В субботу. Приходи на обед. Жареная курица с кукурузно-яблочной подливкой — как раз такую, какую ты всегда любила…
Ресницы задрожали, но ответа не последовало.
— Ну скажи «да», дорогая. Порадуй нас всех…
Не поднимая глаз от земли, Роза сказала «да», тут же развернулась и убежала. Ее каблучки простучали по полу часовни. Словно огневой рубеж, преодолела она входную дверь. Было слышно, как девушка сбегает по ступеням, потом дверь медленно закрылась, и все смолкло. В наступившей тишине громом звучало воробьиное чириканье. Наконец раздался голос матери Жозефы.
— С ней случилось что-то очень серьезное.
— Но что? — спросила сестра Агнесса. — Она не готова рассказать об этом ни нам, ни Господу. Может пойти за ней? Или нужно было задержать ее здесь?
— Мы сделали все, что могли. Может быть, она придет в субботу. Может быть, расскажет нам что-то.
— Да, нужно было задержать ее, — пробормотала сестра Тереза. — Я не должна была отпускать ее.
— Нет, — убежденно сказала мать Жозефа. Ей тоже было жалко девушку, но она держала ответ перед городскими властями, а также перед Богом и епархией. Выбор у нее был ограниченный. — Мы ничего не можем сделать против воли Розы, даже ради спасения ее души. Можно только молиться, чтобы она пришла в субботу.
Еще одна монахиня вставила слово: «Видели, как она смотрела на кота?
Я такого взгляда никогда не видела, разве только в кино».
Мать Жозефа поправила накрахмаленный апостольник под покрывалом, собираясь с мыслями. У кошек в миссии было привилегированное положение.
Они находили убежище в каждом укромном уголке здания. Каждый день им ставили еду и воду. Сестра Магдалена, положившая начало этой традиции, больше не жила в обители. Орден был подобен армии. Сестры отправлялись туда, куда их посылали — правда, к переводу сестры Магдалены из Готам-сити приложила руку мать Жозефа. Но кошки продолжали собираться возле кухонной двери, и время от времени в ящике для пожертвований появлялся анонимный конверт с купюрами. Мать Жозефа знала, что деньги предназначаются кошкам.
— Пожалуй, в субботу на обед можно пригласить еще одного старого друга, — задумчиво проговорила настоятельница. — Давненько мы не видели Селину. Вельзевул дичится людей, но если Селина принесет одного из своих котят — а у нее всегда живет пара котят — может мы тогда разберемся, в чем тут дело.
— Селину мы не видели с тех пор, как ее сес… с тех пор, как сестра Магдалена уехала, — торопливо поправившись, начала сестра Тереза. — Мне кажется, они расстались не вполне… — она сделала паузу, тщательно обдумывая слова. Истории о сестре Магдалене и ее сестре Селине были длинными, запутанными, о них старались не вспоминать. — …не вполне довольные друг другом. Я даже не уверена в том, что Селина сейчас в городе. И я не думаю, что выйдет толк, если мы сведем Селину и Розу вместе.
Ропот одобрения пронесся среди черного воинства, но мать Тереза прекратила это изъявление чувств движением бровей. «Мне нужно знать, почему Роза так испугалась кота. И я хочу пригласить Селину, если она примет приглашение, конечно. Может она и не придет, а может придет, и все будет в порядке. Но мне надо самой все проверить. Что-то последнее время в Готам-сити распространилась эпидемия котобоязни».
Серый полосатый котенок следил глазами за квадратной штуковиной, что оказалась вдруг перед его укрытием. Сначала она была высоко, потом опустилась на пол. Тут она изменила форму, и из нее посыпались чудеса — удивительные запахи, вещи и звуки рассыпались по холодному твердому полу.
Котенка охватило любопытство. Оно выманивало его из безопасного убежища под раковиной, где иногда была вода, а иногда не было. Его уши и хвост затрепетали, лапки подогнулись — котенок, весь как стрела на тетиве, нацелился на шуршащий, извивающийся, упругий предмет. Он еще никогда ничего в жизни так не хотел — хотел немедленно, сейчас — и бросился на эту штуку.
— Попался!
Откуда-то с неба без предупреждения появились руки, ухватили за кожу над плечами и подняли на головокружительную высоту.
— Я знала, ты не устоишь. Ни один кот не может устоять перед мешаниной из блестящего мусора.
Котенок беспомощно болтался перед лицом, которое было размером с него самого. Не в первой его отрывали от вожделенной цели, когда он был уже на волосок от нее. Это лицо, этот голос и особенно эти руки преследовали его всю жизнь. Обычно они доставляли удовольствие, но сейчас был явно не тот случай, и котенок забеспокоился.
— Мы приглашены на обед. Оба. Приглашение было довольно специфическим: я и мой самый несносный котенок. Это ты и есть. А поскольку у меня есть привычка никогда не отказываться от бесплатного угощения, тебе придется лезть в коробку.
Котенок не понял ни слова, но общую идею уловил. Будучи непревзойденным мастером извиваться, он выделывал в воздухе всевозможные петли, пока когти его не впились во что-то осязаемое. Через секунду он был свободен.
— До крови оцарапал!
Как было ему предписано природой, котенок приземлился на лапки и рванулся к двери. В этом мире под лапами постоянно было что-то скользкое.
Скользкий кафель в ванной сменился скользким паркетом. Выбираясь из ванной, он врезался в притолоку и стал пробираться вдоль стены холла, производя больше шума, чем реального движения.
— А ну вернись!
Раздался еще один удар тела о притолоку, и котенок понял, что лицо и руки пустились в погоню. Он вспрыгнул на то, что называлось, кажется, покрывалом, и, преодолев перевал, нырнул в другое знакомое убежище — позади кровати. Остальные кошки, обитавшие в комнате — как его сверстники, так и несколько взрослых — поняли, что надвигается хаос, и поспешили в собственные укрытия.
Кошки, безделушки, газеты и остатки вчерашнего ужина — все взлетело в воздух.
У Селины Кайл не было времени для взвешенного решения. Она сделала рывок к ближайшему пролетающему предмету, поймала липкий огрызок холодной сычуаньской курицы и с ужасом проследила глазами за полетом фарфоровой кошечки эпохи династии Мин, которая в следующее мгновение вдребезги разбилась о стенку.
— Она мне так нравилась, — заныла Селина. — Это была моя любимая кошка…
Кошачьи головы высунулись из-за различных предметов и смотрели на нее с явным недоверием.
— Я могла бы получить за нее сотни три, а вообще цена ей не меньше тысячи. Но я ее не продала. Я оставила ее себе, потому что она мне понравилась, а теперь от нее остался один мусор.
Кошки щурились. Одна принялась вылизываться. Селина поймала порхающий клочок газеты и принялась стирать с руки неаппетитно размазанные овощи.
