- А не можем ли мы встретить кого-либо, способного преодолеть мощь оберега?
- Можем. Например, сразу трех ʼвысших жриц или жрецов. Думаешь, как бы мы еще проиграли Войну присоединения, когда по такому оберегу было в каждом роду? Тот же, что остался - на Севере последний. И знание того, как их создавать, мы утеряли. Боясь обнаружить оберег перед колдунами, его ни разу не использовали за последнюю сотню лет. Но, дабы не прервался род Холминых, сейчас, думаю, просто нет иного выхода. Зато за прошедшие десятилетия жрецы должны были увериться, что на Севере больше нет оберегов, и перестать за ними охотиться. Тут-то мы их и удивим.
Глава 3, в которой жрицы всеблагого и всемилостивейшего Похитителя открываются северянам с неожиданной стороны.
Дан пробирался по ночному подлеску и внутренне немилосердно бранился:
'Чтоб ему под мед на муравейнике заснуть! Чтоб у него больше двух детей не родилось!' - тут Дан поперхнулся (к счастью, порыв ветра вовремя зашелестел листвой и скрал звук) - это была слишком страшная брань для своего, желать молодому северянину стать почти бесплодным, только лишь двух детей... Да и не дай Вышний среди них и сын-то всего один окажется! Мысленно старый знахарь принялся истово каяться.
Все дело было в том, что мальчишке захотелось не просто предводительствовать, спокойно отвести полторы сотни воинов в союзный город, но отличиться на ровном месте. Северян вот уже который день к ряду в отдалении посменно сопровождали соглядатаи. Но недостаточно скрытно - одного даже сумели опознать, человек уважаемого Фойерфлахского купца. В иное время Дану следовало представиться наблюдателям, и, скорее всего, продолжили бы путь все вместе. Но Клевоцу, вне защиты городских стен, должно было блюсти инкогнито.
Понятно, что местные хотели приглядеть за северянами, в иное время могли и отрядом стражи сопроводить. Но сейчас война, надежных людей не хватает.
Однако перед последней ночевкой вне города Клевоц внезапно измыслил горожан изловить, а затем всю ночь идти к Фойерфлаху, чтобы прибыть неожиданно. А объяснение, зачем нужна эта самая неожиданность, Дана ну никак не удовлетворило. 'Вряд ли среди влиятельных горожан есть такие дурни. Ведь местную власть должны были известить из столицы о том, зачем мы идем. Сейчас там, наверняка, уже самое меньшее седмицу и последняя собака знает, кто возглавит оборону города'.
Клевоц пробирался через заросли буквально в шаге от Дана. И настроение старика постепенно улучшилось: молодой Холмин не шумел, двигался, лишь когда ветер шелестел листвой, а в тишине замирал, слушал. 'В общем попробуем, вдруг и впрямь в городе кто в измысленную ловушку попадется'.
* * *
Город Фойерфлах - 'столица' провинции Запад - Клевоца не впечатлил. Сначала утреннее солнце выхватило из тумана построенные на скорую руку лачуги беженцев. Далее серыми тенями показались старые городские трущобы. Северяне направились по деревянному настилу вдоль неожиданно людной улицы к побуревшей от времени стене и окованным сыродутным железом дубовым воротам, что между кирпичными надвратными башенками. Обе не выше каменной сторожевой в центре Холма, откуда родом Холмины.
К тому же мысли Клевоца оказались заняты не городскими уродствами и красотами (последних пока не было видно), а местью. Ничего бы страшного в том, что две ведьмы переселили его отца в иной мир, если бы грань между мирами была тоньше. Но, как известно, у мертвых почти нет возможностей вмешиваться в дела живых, а родные Клевоцу люди пребывали по обе стороны смерти. Сам же он, естественно, не мог одновременно оказаться и там, и здесь.
Он звал отца в свои сны, единственный путь для правильно ушедших мертвых в мир живых, но тот все не приходил. Лишь временами снились давно ушедшие дни: например, непередаваемый запах развариваемых пластинок рыбьего клея, приготовленных вместе с отцом из плавательных пузырей осетра. Тогда клеили стрелы.
И даже если бы пришел - все знают, что Похититель может искушать северян, вторгаясь в их сновидения и принимая облик ушедших в иной мир. А потому к забытью - младшему брату смерти - следует относиться с осторожностью.
***
Шли в колонну по три, перемежаясь с телегами немногочисленного обоза. Клевоц - вороненые брóни, щит без герба, непривычно глухой шлем. Таких же 'глухих' в строю было еще с десяток.
- Императорово дело, дорогу! - орал впереди строя рябой Жеб, обладатель внушительной выпуклой бородавки на кончике носа.
Но чернь в тот день оказалась неожиданно наглой, вонючие вороватого облика людишки сновали у колонны, норовили чуть ли не заступить дорогу. Где-то щербатые рты попрошайничали, а где-то и бормотали брань.
И чем ближе к воротам, тем плотнее смыкалась вокруг толпа крестьян. У самых ворот их, опирающихся на дубины, было особенно много. А тут и там стояли группки людей, одетых в узкие городские кафтаны, и что-то горланили, явно раззадоривая остальных.
- Наших жен сильничать приехали, - когда Клевоц приподнял забрало, донеслось до него от ближайших, взобравшихся на чей-то пустой воз. Один из зачинщиков обрюзгшим лицом напоминал борова из тех, что северянин колол время от времени. - Не пустим в город!
Стало ясно, что без драки в ворота не попасть, и Дан поинтересовался в пол голоса мнением наследника Холма:
- Древками или сталью? - людей запада было не меньше десятка на каждого северянина, а потому скорее всего нужна была сталь.
- Сейчас разберемся, - постарался по-взрослому солидно ответить Клевоц, в голове уже созрел план. Отца нет рядом, но ведь ему уже шестнадцать и пора доказывать ветеранам, что не случайно ведешь их.
На Севере презирают правителей, за которых правят другие. И ничто не послужит горе-воеводе извинением. Только лишь если время от времени всё же проявит власть и ум.
Накануне Дан таки признал допустимым в крайнем случае идти на риск в городе. Если последний совершеннолетний наследник погибнет на императорской службе у всех на виду, ʼвысшие ʼтэлы сочтут бесчестным не дать пару лет вырастить смену, не согласятся объявить деда недееспособным. Но вот если бы Клевоца убили где-нибудь еще, например, недавно на проплешине в лесу или даже уже на службе, в городе, но в постели жены местного дворянина или в борделе... Тогда роду Холминых снисхождения ждать не приходилось. Все же северян южные дворяне не считали за своих.
Кому-то может показаться странным, но в мечтах молодой Холмин всегда представлял себя одним из могучих рядовых воинов первого ряда, пехотинцев, раскалывающих вражеские доспехи. Отнюдь не воеводой, с возвышения руководящим битвой. И уж точно не владетелем, судящим северян дома, на Холме.
