Кают-компания изменилась до неузнаваемости. Теперь вместо уютных кресел здесь стояли жесткие металлические скамейки. Стены были задрапированы простынями, перекрашенными в темно-серый цвет — чего только не найдешь в трюме собственного корабля! Торшеры заменили лампами, которые давали приглушенный багровый свет, и регуляторами яркости вместо выключателей. Инструментарий пополнился трубой, от звуков которой проснулись бы даже мертвые, и ярко разрисованный тамбурин, больше похожий на шаманский бубен.
Наконец приготовления были закончены, и Граймс вызвал к себе помощника.
— Старший лейтенант Суинтон, сеанс… прошу прощения, ритуал… назначен на сегодня, на двадцать один час по бортовому времени. Проследите, чтобы все были поставлены в известность.
— Есть, сэр.
— И прекратите ухмыляться!
— Прошу прощения, сэр. Но согласитесь, это действительно становится похоже на безумную охоту за привидениями!
— Только не говорите этого коммандеру Кэлхауну. С его точки зрения, есть вещи, которые науке недоступны, и эта затея — самое разумное из всего, что мы делали с момента старта. И возможно, он в чем-то прав. Его церковь не одно десятилетие занималась тем, от чего наша наука просто отмахивалась. По крайней мере, надлежащую обстановку мы создали. Надо довести дело до конца. Кто знает, может, это действительно принесет результаты?
— По крайней мере, это будет интересный опыт, сэр.
— Не сомневаюсь. При любезном содействии мистера Мэйхью…
— Он действительно медиум, сэр?
— Ну… Скорее всего, да. Если разобраться, медиум — тот же телепат.
— Может быть, сэр… может быть.
— Кстати, мистер Кэлхаун не пытался обратить Вас в свою веру?
— О, конечно, сэр. Он очень старался. Я даже кое во что уверовал… Например, в то, что эта Церковь, и Ортодоксальная, и Реформатская, действительно имеет дело с некоторыми любопытными явлениями. Правда, я не вижу в них ничего сверхъестественного. Мне кажется, это явления того же порядка, что и наши Призраки. Я не могу понять, почему Райновский Институт до сих пор не занялся изучением спиритуализма.
— Потому что никто им этого не позволит. Райновский институт — научное учреждение, поэтому должен заниматься наукой. С другой стороны, есть вещи принципиально непознаваемые — мистер Кэлхаун Вам такого не говорил? О том, что такие вещи постигаются исключительно верой, а все остальное — от лукавого. Ну и так далее. Поэтому каждый исследователь, который пытается сунуться со своими грубыми инструментами в эти высокие материи, получает от ворот поворот.
— В таком случае, почему Кэлхаун отправился в эту экспедицию? Насколько я знаю, он здесь добровольно.
— Ну, как раз это меня не удивляет. Возможно, он все еще жалеет о карьере священника. Он человек искренне верующий и хочет послужить своей церкви. Может быть, надеется обратить в свою веру Призраков Приграничья?
— И готов участвовать в научном эксперименте?
— Церковь не отвергает науку. Просто она считает, что наука должна быть ее служанкой, а не соперницей.
— Кажется, я понял… — неуверенно пробормотал юноша. — Разрешите идти, сэр?
— Да, спасибо, Суинтон… Постойте, еще кое-что. Как только этот… эксперимент завершится, приведите кают-компанию в первоначальный вид.
— С огромным удовольствием, сэр.
В этот вечер Граймс пригласил Соню к себе на ужин. Дело даже не в том, что в кают-компании через несколько часов должен был проводиться эксперимент. Там было просто неуютно. Другое дело — салон капитанской каюты. Простая, но прекрасно приготовленная еда, вина из личного запаса коммодора, негромкая музыка… Однако подобная атмосфера располагала скорее к светской беседе, нежели к деловому разговору. И лишь когда Граймс достал из бара два контейнера с десертным вином и коробку отличных карибских сигар — с Земли, не с Каррибеи, — они заговорили о другом.
— Честно говоря, Джон, — проговорила Соня, — я боюсь.
— Почему, Соня?
— Пока мы действовали в рамках науки, все было прекрасно. Именно так я себе это и представляла. Немного несерьезно, что-то вроде игры в пиратов или охотников. Антенна Карлотти вместо орудия и — бабах! Руки вверх! А теперь… Я говорила Вам, что была на Дунгласе? Этот мир навевает тоску. Даже не тоску — какое-то гнетущее уныние. Города — просто скопление лачуг и сарайчиков: в тех, что поменьше, живут люди, в тех, что побольше — проводятся службы. И постоянное ощущение, что за тобой наблюдают десятки, сотни невидимых глаз — холодно, с неодобрением. В общем, я решила посетить службу. Во-первых, это входит в мои обязанности — я все-таки служу в разведотделе, во-вторых… просто из любопытства. Первое, что я почувствовала, когда вошла — холод. Самый настоящий физический холод: это помещение никогда не отапливалось. И в этом холодном сарае сидят люди, похожие друг на друга, и поют что-то заунывное. Потом свет потускнел… Раздался голос, который исходил непонятно откуда. Он говорил какие-то банальности, я почти не слушала. Важнее было другое: медиум — худенькая забитая женщина — говорила мужским голосом. Такой грубый, сильный голос, с характерным акцентом. Рядом со мной сидел кто-то из местных жителей, он сказал мне, это дух Красного Орла. Этот Красный Орел при жизни был американским индейцем, вождем. Сначала я удивилась: как это он залетел так далеко от дома. Но, в конце концов, для духов не существует ни времени, ни расстояния. И вдруг голос произнес: «Сегодня с нами чужестранец — женщина, прилетевшая с неба». Я подумала: об этом, скорее всего, кто-то узнал и сообщил медиуму. Но голос сказал: «Я хочу передать ей послание. Я вижу корабль, он падает в пустоту, все дальше и дальше… Он падает туда, где тусклые редкие звезды. Я вижу название корабля, написанное золотыми буквами на борту. Я могу прочитать его — „Аутсайдер“. Тогда мне это еще ничего не говорило. А он продолжал: „Я вижу капитана, в черной одежде, отделанной золотом. Это храбрый и сильный мужчина. Ты знаешь его, женщина с неба…“ Он начал описывать внешность капитана… и я поняла, что он говорит о Дереке Калвере. Вы знаете: первый раз я встретила Дерека, когда он служил вторым помощником на „Госпоже Одиночество“. Но это было еще не все. „На корабле есть еще один мужчина, — сказал дух. — Он тоже когда-то был капитаном. Он заперт в своей комнате. Он напуган и опозорен“… И он описал этого мужчину — еще более подробно, чем Дерека. Он не пропустил даже лазерного ожога на левой ягодице и родинки под пупком. Черт возьми, Джон, это был Модсли, Билл Модсли. „Он напуган. Он болен. Он знает, что для него все кончено. Перед ним бутылка. Бутылка висит в воздухе, словно ничего не весит. Мужчина пьет из нее, проливает, и жидкость плавает вокруг него мелкими каплями. Он смотрит на пустую бутылку, произносит ругательство, швыряет ее об стену. Осколки плавают в воздухе. Мужчина ловит один, проводит им по горлу…“ Только тут я поняла, что в сарае стоит мертвая тишина. Я хотела задать несколько вопросов, но вокруг было столько народу… я просто не смогла… при них. Больше Красный Орел ничего мне не сказал. У него были послания для других: бабушка Билла Брауна беспокоится, что он не носит теплое пальто, тетя Джимми Смита предрекает оживление торговли в следующем году… ну и так далее. На другой день у меня была назначена встреча с министром. Он был столь любезен, что устроил мне личную встречу с медиумом. Но ничего хорошего не вышло. Похоже, Красному Орлу не понравилось, что его побеспокоили. Он сказал, что уже сообщил мне все, что необходимо, и добавил, что мне предстоит долгий и… дальний поиск…
