class="p1">— Значит, самопроизвольное извержение, — совсем расстроился дед.
— Звучит как-то не очень, — хмыкнул я. — Может быть, подберём другой термин?
— Спонтанная вспышка, — предложила Нина, и я кивнул в знак одобрения. — Но меня напугала не она. Это была чёрная магия, Костя! Твоя первая спонтанная вспышка оказалась чёрной.
Я перевёл взгляд на деда. К тому, что у магии тут есть цветовая дифференциация, нужно было как-то относиться. Но как?
— А вот это плохо, — нахмурившись, проговорил дед. — Чёрная магия — это очень плохо.
Послышался шум мотора, шорох колёс, и мимо нас пронёсся автомобиль. Не сбавляя скорости, Надя дважды нажала на клаксон и унеслась в сторону гаража.
На этот раз дверь в кабинет Григорий Михайлович запер изнутри, выставив даже Нину. Разговор предстоял мужской и конфиденциальный. Мне, впрочем, показалось, что такие меры предосторожности вызваны не столько секретностью грядущей беседы, сколько тем, что дед не желал светить своё маленькое хобби.
Подойдя к книжному шкафу, он вынул с верхней полки несколько томов и достал объёмный графин, квадратный в сечении, более чем наполовину заполненный коричневой жидкостью. В том же тайнике обнаружился и бокал. Налив его до половины, дед посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
— Не пьёшь совсем? — уточнил дед.
— Бывает иногда. Но к этому телу я не привык, меры не знаю. К тому же на голодный желудок…
— Через полчаса будет ужин, — вздохнул дед и залпом опрокинул всё, что налил.
Поморщился, вздохнул и убрал реквизит на место.
— К делу, — сухо сказал он, сев за стол. — Вот что тебе нужно знать. Чёрная магия связана с желанием навредить другим и ублажить себя. Я, разумеется, упрощаю. Белая магия подразумевает противоположный подход к жизни.
— Навредить себе и ублажить окружающих? — удивился я.
— Не перебивай! — Дед пристукнул по столу кулаком, но тут же опомнился. — Извини… Я вижу своего непутёвого внука и обращаюсь соответственно.
— Да не страшно, — пожал я плечами.
— Белая магия означает созидание. Быть белым магом — значит, делать мир лучше. Не причинять вреда.
— Дед… — вздохнул я. — Не хочу расстраивать, но добрые дела чистыми руками не делаются. Не в сказке живём. Я бы поверил, что у вас — по-другому. Ещё полчаса назад бы поверил. Но повидав тех скотов за воротами…
— Мне ты можешь доказать всё, что угодно, — пожал плечами дед. — Но магия — стихия, ей ничего не докажешь. Пока ты стоишь на пути созидания и развития — ты белый. Если становишься на путь разрушения — ты чёрный. Учитель прибудет завтра, он принесёт тебе амулет-индикатор. Надеюсь, ещё не всё потеряно. — Дед потёр ладонью лоб. — Видишь ли… Традиционно первая вспышка магии определяет выбор мага. Твоя первая вспышка была чёрной. Если пойдёшь этим путём — как ни старайся, ты не сможешь спасти наш мир от участи твоего.
— И что же делает белый маг, если на него бросаются с ножом? — не выдержал я. — Читает проповедь о терпимости? Подставляет другую печень?
Дед взял со стола канцелярский нож и бросил мне. Я поймал.
— Попробуй.
— Шутишь?
— Можешь не выдвигать лезвия. Нападай.
Пожав плечами, я встал с кресла и подошёл к столу. Григорий Михайлович сидел, сложив руки на столе, и смотрел на меня в ожидании. Я окинул взглядом стол.
Документы с него исчезли, остались лишь писчие принадлежности, ящичек с визитными карточками, да загадочный глобус, похожий на мраморный. Загадочность заключалась в том, что на глобусе не было континентов — там не было вообще ничего. Просто шар. Как будто заготовка, болванка.
Ну, что ж…
Я змеёй бросился вперёд. Нож без лезвия летел к сонной артерии. Я планировал остановить его в пяти миллиметрах от цели. По крайней мере, моё прежнее тело легко могло исполнить такой трюк.
Но что-то вмешалось в мои намерения. Краем глаза я заметил, как поверхность «глобуса» вспыхнула ярко-белым светом, шар начал вращаться. И в тот же миг моя рука словно врезалась в стену.
Я вскрикнул. Нож переломился пополам и выпал из руки на стол. Свечение шара погасло, вращение остановилось. Он вновь превратился в мраморный «глобус».
— Обычно, столкнувшись с агрессией, белый маг спонтанно применяет что-то подобное, — спокойно, как ни в чём не бывало сказал дед. — Осознанное применение конкретно этой техники называется Щит. У меня не было намерения навредить тебе, было лишь намерение защитить себя.
— Ясно. — Я отошёл, потирая руку и с уважением глядя на Григория Михайловича. — И много у вас таких трюков? Я имею в виду, у белых магов?
— Достаточно для того, чтобы чёрные маги знали своё место. — Дед взял обломки ножа и бросил их в корзину, стоявшую рядом со столом. — Надя — слабенький маг, однако в случае чего она гарантированно защитила бы себя от обычного человека. Твоё вмешательство не требовалось. К счастью, Надя не придала значения тому, что видела. Её впечатлила лишь твоя сила.
— Давай проясним. — Я прошёлся по кабинету, сложив руки на груди. — Значит, если простые люди, не маги, досаждают даме, вмешиваться не полагается? Дама-маг может сама за себя постоять?
— Ты можешь сделать такому человеку замечание, — развёл руками дед. — Как правило, этого более чем достаточно… Извини, тут моя вина. Мне непросто привыкнуть к мысли, что ты явился из мира, в котором давно позабыли магию. И то, что для меня — само собой разумеется, для тебя — нечто сверхъестественное… Видишь ли. В нашем государстве аристократы издревле являют собой высшую власть. Мы немногочисленны — едва ли одна десятая процента населения огромной Империи, — но, тем не менее. Мы управляем внутренней и внешней политикой. Экономикой, производством, земледелием. Командуем войсками, строим заводы и фабрики, осваиваем новые территории. Руководим образованием, здравоохранением, и так далее.
— То есть, проще говоря, аристократам принадлежит всё? — уточнил я.
— Примерно так, — кивнул дед. — И в этом нет ничего удивительного. Единственный маг не самого высокого уровня в состоянии держать под контролем более сотни обычных людей. Российская Империя расширяла свои границы и укрепляла свою мощь именно за счёт магов — и для простого населения это очевидно. Право аристократии на абсолютную власть не подлежит ни малейшему сомнению.
— Тем не менее, некий Егор Пухов позволил себе усомниться, — напомнил я. — Послушал бы ты, что он нёс…
— Что бы ни нёс этот простолюдин, он — всего лишь уличная шавка, которая лает на всех! — отрезал дед. — А насколько я понял ситуацию, первым к насилию перешёл ты. Ты — потомок древнего благородного рода! Это было, мягко скажем, излишне.
— Но Надя…
— Уверяю тебя,
