ним. В последнее время это стало проявляться особенно отчётливо. И обхаживать… Ты не девка с хорошим приданым, иномирец, чтобы вздыхать по тебе лунными ночами. Ты — Никто! Даже имя чужое носишь! Сможешь стать инструментом в моих руках — замечательно, а нет… Тут извини! Безопасность Родины для меня важнее одной непонятной жизни. Даркан Вершитель хоть и приказал помогать тебе, но он не надсмотрщик над нашими деяниями, а лишь посмертный судия их. Я готов к любой ответственности.
— Я тоже, Ваше Безгрешие, и принимаю предложение о сотрудничестве. Думал про это много — времени в заточении хватает. Быть нужным — вот что двигало мною всю прошлую жизнь. Дела у вас, конечно, «мутные», но если не соврали, цель приличная.
— А если соврал? — с хитрым прищуром посмотрел присмер.
— Тогда я тоже готов предстать перед вашим Дарканом и понести полную ответственность за тот вред, что причиню одному его жрецу. Гадить по-крупному я умею, хотя и не люблю. Хорошую школу пошёл… Учтите это на будущее.
— А всё-таки есть в тебе что-то от прошлого Ликка, — после непродолжительного молчания, добродушно ответил Жанир — Наглость и неуважение к старшим. Может, оно и к лучшему. Ты, главное, не увлекайся сильно.
— Постараюсь. Спасибо за доверие.
— Ну, раз разобрались в очередной проблеме, то пора. Собирайся!
— Два вопроса… Куда собираться? И… Вы смеётесь?! У меня из вещей только вонючая солома!
— Отвечу на оба. Солому оставь — погорячился я. Идём в твою новую камеру. Вчера был у кангана Тойбрела Звейницилла. Разговор получился тяжёлый, но травить больше тебя не собираются.
— Отрадно слышать! И ещё один вопросик по Патлоку Болтуну…
— Понравился? — хмыкнул присмер. — Ты ему тоже приглянулся. Готовься видеть его рожу часто — теперь он твой личный слуга, надсмотрщик и телохранитель. Не смотри, что с виду разгильдяй! Говорить может долго, но за всей шелухой из слов лишнее скрывает отменно. Проныра ещё тот, бабник — тут нечего сказать, только всем нутром предан Свободному Вертунгу и мне лично. Кем бы я Патлока ни наряжал — от мерта [14] до смотрителя Ласкового Дома [15], везде справляется на отлично. Уникальный человек! Прислушивайся к нему хоть иногда.
— Уже понял, что непрост, — согласился я.
— Тогда нечего тут вшей кормить! Идём в более достойное место!
Что ни говори, а хорошо быть богатым и здоровым! Уж намного лучше, чем больным и бедным! Это подтверждает моя новая тюрьма, не уступающая, а во многом и превосходящая, земную убогую «однушку». Три комнаты: кабинет, спальня, столовая обставлены с размахом. Жаль, что ни одного окна… Ванная с большим медным корытом, санузел даже есть — примитивный с дыркой, но лучше прошлой «параши». Больше всего обрадовало зеркало. Пусть и одно на все помещения, мутноватое, но огромное, в полный рост.
Подошёл к нему. В отражении на меня смотрел молодой статный незнакомец с волнистой чёрной шевелюрой и озорными чертинками, прыгающими в глазах. Действительно, очень обаятельный мерзавец этот Ликкарт! Волей-неволей, но хочется улыбнуться ему в ответ.
Эх! Если бы не внутреннее содержание, то можно гордиться было бы такой «аполлонистой» внешностью! Хотя… А при чём здесь содержание? Теперь я заселяю эту обитель порока, и, сам того не ведая, ридган Ладомолиус уже встал на путь исправления. Несколько дней, проведённых в нём, показали, что кроме памяти, семимильными шагами возвращающейся в нормальное русло, нет ничего от былого преступника. Знания остались, а эмоции исчезли.
Знания… Знания… Стоит пока поиграть в «несознанку» со жрецом, выдавая понимание происходящего по крупицам, когда это будет выгодно мне. Он, конечно, друг семейства, этот «дядюшка Жанир», но семейство не моё. Прав он, даже имя ношу чужое, и стоит ещё заслужить право называться Ликкартом Ладомолиусом.
— Ну как? — оторвал меня от созерцательной задумчивости присмер. — Хорош?
— В принципе нормально, — как можно безразличнее ответил я. — Подбородок бы более волевой. Нос… Длинноват, не находите, Ваше Безгрешие? Что там в штанах — потом один посмотрю, но, надеюсь, краснеть не придётся. Или без надзора служителя богов себя ниже пояса рассматривать запрещено?
— Не запрещено! — смеясь, замахал руками Жанир. — Хоть облюбуйся, но меня не привлекай! Не переживай, девки хвалили!
— Поверю на слово такому уважаемому человеку… Что дальше? Распорядок жизни, как понимаю, меняется?
— Отчасти, Ликк… Ты всё тот же пленник, но быт другой, слуги будут. Не простые из поместья, а тюремные. Разрешены посещения, и это меня волнует больше всего. Почувствуют фальшь — проблем не оберёмся. Лучше бы ты сыграл невменяемого на первых порах.
— Лучше слегка пришибленного. Думаю, никого не удивит, что, избежав смерти, парень задумался над своим прошлым и начал переоценивать ценности.
— Ликкарт не раз ходил рядом с ней…
— Но не на Дороге Хирга! Вся жизнёнка непутёвая пронеслась перед глазами, пока шёл над острыми кольями. Почувствовал присутствие богов за спиной после Последней Чаши и…
— И так ты уже тоже делал! Каялся, руки заламывая от скорби о содеянном! Клялся Дарканом и женой его — Эриной Милостивой, что больше «ни за что и никогда», а потом очередной скандал с твоим участием, — покачал головой присмер.
— Тем более! Значит, это привычная модель поведения. Потом, естественно, постараюсь укрепить всех в вере, что становлюсь другим, но на первый раз и такое сойдёт.
— Смотри сам. Это теперь твоя голова и как рисковать ею — тоже твой выбор. Сегодня отлёживайся и отмывайся, а завтра жди родителей. Их зовут…
— Уже пришло. Венцим и Литария. Папаша с виду суров, но мягкотел, а мама наоборот. Её Ликкарт даже побаивался немного.
— Её все побаиваются! — хмыкнул Жанир. — Даже я, слуга божий, и то остерегаюсь лишнего при ней ляпнуть.
— Сурова?
— Что ты! Ласковая! Прелестная, несмотря на все годы и потрёпанные тобой нервы, но сила внутренняя не чета многим, по ошибке называющих себя мужчинами. Умна. В молодости, когда я ещё был далёк от мысли встать на стезю мерта, был в неё без памяти влюблён и серьёзно соперничал с твоим отцом за право поцеловать перед алтарём. Чувства со временем угасли, а уважение осталось. Будь с ней осторожен.
— Буду. Что по отцу? Краткая характеристика?
— Тоже не дурак и не мягкотел, как думал Ликк. Несколько лет командует раладой [16] — эскадрой из двадцати кораблей, Восточного побережья, давя пиратов. Больше военный, чем политик, поэтому ренгафару [17] — предводителю эскадры, Венциму присуща прямолинейность. Если видит чётко поставленную цель, без колебаний идёт вперёд. Только направление ему обязательно показать надо — чем Литария и занимается всю их
