с таким-то мечом он среди всех известных удальцов в крепости самым лихим будет. Нужно будет лишь потренироваться малость, и уж тогда-то он этому паскуднику Ермолке все бока намнет. Век тот помнить будет, как Мареську и других слабых обижать.
Так и шли они по тропке, пока не поредел лес. Вот уже и к обрыву песчаному вышли, а внизу обрыва того увидели реку. Тут уж Славушка знакомые места угадал – Волынь перед ними протекала. Стало быть, по течению нужно держаться и выйдешь аккурат к лугу, что перед крепостью. А там и до дома отчего рукой подать.
Смело Славушка на крутой склон обрыва ступил и уже руку сестрице подал, чтобы помочь спуститься, как с клекотом и визгом на них налетел белый вихрь из пуха и перьев. Отроку пришлось аж к самой земле пригнуться. Невесть откуда взявшись, белая сова выглядела до крайности встревоженной. Она била Славушку крыльями, цепкими лапками в грудь толкала и отчаянно клекотала. Вокруг поднимались клубы пыли и пуха.
– Вот это невидаль! – всплеснула руками Мареся, отходя в лес и наблюдая всю эту картину.
– Да отцепись ты, проклятая! – кричал Славушка, пытаясь отбиться от настырной совы.
– Не пускает она тебя к реке, похоже, – словно между делом сказала Мареся, кидая в рот пригоршню морошки. Когда только нарвать успела?
– Сам вижу, что не пускает, – сдался Славушка и поднялся обратно, ухватившись за корень.
Уже наверху он злобно на сову поглядел и спросил, словно ответа ждал от птицы:
– Ну, чего ты яришься, глупая?
Сова же уселась на край обрыва, крылья свои огромные распластала и на детей пошла. При этом она злобно шипела и клекотала остреньким язычком. Сказать, что дети были удивлены такому поведению птицы – не сказать ничего. Они и сову-то живую в жизни видали только мельком, а чтобы вот так, вблизи, такую огромную, да еще и злую – впервые.
– Давай-ка ее послушаем, – предложила Мареся брату. Птица тут же на нее внимание обратила, голову неестественно на бок свернула, словно разглядеть хотела, да и в один присест взмыла девочке на плечо. Уселась аккуратно, по плечу худому коготками потопталась и на Славушку умными глазами глядит.
У того глаза на лоб полезли от такого поведения птицы дикой. Посмотрел на ошалевшую Мареську – сестрица выглядела не лучшим образом. Не испугалась, нет, но стояла с видом обескураженным, опасливо на птицу глазами косясь.
– Она тебя словно поняла, – прошептал Славушка. – Видимо, и впрямь ховаться в лесу нам надо.
Тут же птица головой закивала и подтвердила догадку бодрым клекотом. Делать нечего, зашли обратно в лес, спрятались за деревьями так, чтобы реку было видно, и стали ждать. А сова так и осталась сидеть на плече Мареськином.
– А вот ты скажи мне, братец, – шепотом спросила девочка, хитро прищурившись и глядя на брата, – ты же словно и не подивился птице редкой. Так на нее прикрикнул, будто знакомцы вы давнишние. Не она ли нас из лесу вывела?
– Вот еще я птицу слушать буду! – буркнул Славушка и тут же получил за слова свои в ухо клювом. – Ай! Чего цапаешься?
Сестрица насмешливо засмеялась над взвизгнувшим мальчиком.
– Ну, судя по всему, ручная она, – сказала Мареся. – Может, все-таки расскажешь, как вы с ней дружбу свели?
Тут сова голову вжала и, тихо зашипев, вперилась взглядом в излучину реки, что из их наблюдательного пункта хорошо видна была.
– Тише, – шикнул на сестру Славушка и тоже пригнулся.
Минуты две ничего видно не было. А после дети увидели, как по излучине Волыни крадется кто-то. Не идет, а именно что крадется. К самому берегу пригибаясь, поминутно оглядываясь, шли вдоль берега два человека в странных одеждах. Шкуры на них были, унты меховые, шапки с висячими до локтей ушами. За спиной – луки короткие, а в поясах ножи кривые поблескивали на солнце.
– Не наши это! – шепнула Мареся.
– Сам вижу, что не наши. Ты финнов когда-нибудь видела?
Мареся головой покачала. Откуда ей было знать, как выглядят представители враждебных кочевых племен с севера.
– Они это…
– А тебе почем знать? Мы с ними уже, почитай, лет пять не сталкивались, да и война-то далеко на западе протекает. Чего им тут делать?
– А то, что наш отец эту крепость здесь не просто так держать взялся. На север он их не пущает. Им там, на севере, словно медом намазано. О том промеж собой воины наши толмачили, а я подслушивал.
– Наши стражники только трепаться горазды, – шепнула Мареся. – Никто из них в настоящей битве не бывал – всех бывалых отец давно отослал в дружину князя. Им-то откуда ведомо, как финны выглядят?
– А по этим не видно, что не местные они? Всех местных мы в лицо знаем. А эти, вона, странные какие. И луки у них, и ножи.
– Так охотники, может?
– Ага, как же, охотники – и без добычи. Говорю тебе, лазутчики это финские. И чего эти «охотнички» хоронятся да тайком вдоль границы шлепают, коль им скрывать нечего?
На этот вопрос у Мареси аргумента не нашлось. Стали ждать, что дальше будет. Лазутчики тем временем с детьми поравнялись. Первый руку поднял и в кулак сжал – совсем так, как дед Филарет делал. Тот, что за первым шел, остановился, встал на колено, достал свой короткий лук и стрелу на тетиву положил. Сидит, на излучину смотрит пристально, словно погоню за собой ждет. А первый стал странные жесты изображать. Повернулся к реке лицом, к детям спиной, развел широко ноги, руками машет. То одна рука вверх, то другая. Славушка взглянул через реку и увидел на противоположном берегу странное. Безлюдный, на первый взгляд, лес вдруг ходуном заходил. Вышли из леса на том берегу другие люди – человек десять. Одеты они были так же чудно, в меха да шапки (и это летом-то!). Один из пришлых догола разделся, взял что-то в руки и пошел вверх по течению. Мальчик пригляделся и понял, что тащит этот человек за собой веревку. Отошел он саженей на тридцать вверх по течению и в воду полез. Волынь в этом месте глубокая была, полноводная. Течение у нее не сильным было, пловца аккурат к берегу возле лазутчиков и прибило. Те помогли ему выбраться на илистый берег и взяли у того веревку.
И только тут до Славушки дошло, чем лазутчики занимаются. Они переправу наводят! Там наводят, где наши-то и не ждут нападения. Слишком уж коварным течение в Волыни было, не каждый конь осилит, а воин в доспехах да