Врач, с которой он поделился своими ощущениями, сказала, что, видимо, он был контужен. И происходящее — это отголоски травмы головы. Не надо волноваться, и они не будут повторяться.
После обеда Манжура вернулся в свой взвод. Поболтав с мужиками о пустяках, он почувствовал тягу к непонятному облаку, из-за которого потерял сознание. Отпросившись у Седых, он поехал верхом на своём Серко на пушечный завод.
Там, на путях собрались почти все эшелоны, назначенные в сибирский поход. Все рельсы были залиты тем самым переливчатым, искрящимся облаком. Вагоны и тепловозы, висящие в воздухе, медленно двигались назад и вперёд. На перегоне от Язовой до Лёвшино они гоняли со скоростью под сто километров в час, резко тормозили (при этом состав немного приподнимался вверх), испытывая ходовые качества новых «двигателей».
Привязав Серко, Манжура подошёл к путям, над которыми висел медицинский поезд. И снова почувствовал ласковое прикосновение, всё тело на миг пробила щиплющая дрожь. Николая как окатило волной дружелюбия, на секунду ему стало душно, сердце будто остановилось, но никакого страха не было. Потом он уже не чувствовал ничего, только видел переливы под эшелонами.
Поболтав со знакомыми, Манжура заодно разузнал, в каком составе разместят его взвод. Оказалось, вместе с лошадьми, только для коней отвели крытый железный вагон, а для бойцов приготовили спальный, с двухместными купе.
После этого Николай вернулся на базу и на этот раз всю ночь спал спокойно.
— Придётся идти на Екатеринбург через Чусовскую и Тагил, — Набоков провёл пальцем по новому маршруту. — Мост восстанавливать времени нет, да и засады могут быть. «Фантомас» проскочил по северному варианту до Азиатской, чисто и никого нет. Дальше не пошёл, темнеть начало. Предложения какие?
Штаб собрался на втором этаже вокзала Перми II, отсюда можно было видеть оба направления железнодорожных путей. Одно — Транссиб, уходил по насыпи направо, другое, горнозаводское, отходя от станции налево, сразу терялось за постройками и деревьями.
— А вертолёты не пускали, проверить, как там, дальше Шумково? — спросил командир тяжёлого бронепоезда «Кама» Левицкий. — Может, убрались с концами работорговцы? Хотя, зачем рисковать.
Поднялся маленький, шустрый Иона Заббаров. Любое упоминание о вертолётах он принимал на свой счёт.
— Пара «Лидушек» прошла до Шалей, — он ткнул пальцем в карту, указывая, где это. — На путях в Шумково стоит брошенная бронедрезина, дальше чисто. Но. Кунгуряки разобрали путь от моста через Сылву на километр. Там сейчас укрепрайон, как на Самарской Луке. Автомобильный мост заминировали, патрули. Ехать-то негде.
Набоков обвёл присутствующих взглядом, как бы спрашивая, есть у кого, что сказать? Но все уже приняли решение.
— Ещё проблема одна, — главком посмотрел в конец стола, где сидели инженеры с пермских заводов. — Для изучения облаков под колёсами с нами поедут учёные. Они запросили для себя ещё один состав. Лаборатории там, пробирки всякие. Давайте, командиры, решайте, в чьей группе этот эшелон пойдёт.
Через секунду вверх взметнулись руки, комброны заговорили разом, убеждая Набокова в том, что учёным с ними будет хорошо и безопасно.
Такая доброта объяснялась просто. Эшелон учёных, это практически дополнительные ремонтные мастерские. Никто не хотел упускать выгоду. Комендант улыбнулся.
— Вот и хорошо, — он поднялся. — Я поехал на Бахаревку, там отгрузка заканчивается. Решите, завтра на оперативке мне доложите. До отхода две недели. Проверяйте всё. Проверили один раз, ещё раз проверьте. Проверили, и ещё раз! Всё должно быть готово, и жилые помещения, и вооружение, запасы продуктов, воды, топлива, карты, прочее имущество.
Набоков вышел, а командиры продолжили торговаться за эшелон с учёными.
Конвой поездов бесшумно тронулся с Перми II. На флагмане, тяжелом бронепоезде «Урал» развевался небесно — синий флаг авангарда с Андреевским крестом в левом верхнем углу. Над станцией гремел древний марш «Прощание Славянки». В сыром после мелкого холодного дождика мелодия разносилась далеко. Многие из провожающих, которым не хватило места на перроне, залезли на крыши вокзала и депо. Люди плакали. Мимо них мелькали платформы, пассажирские и грузовые вагоны, цистерны. Из-за того, что колеса поездов не крутились, а висели в воздухе, создавалось впечатление чего-то космического.
— Я всё время жду, что бронепоезд пойдёт вверх, потом изогнётся на развороте и в пике! — седой мужик в замасленной синей куртке вздохнул. — И со всех стволов по гадам влупит! Может, наши головастики и додумаются до этого.
Его сосед, махавший рукой пролетавшему мимо составу с десантниками, пожал плечами.
— Мне всё равно, как они ездить станут, — он вытер слезу, выбитую холодным воздухом. — Главное, чтобы живые вернулись. И война чтоб кончилась.
Жена Ирека Галимова, бывшего замкомэска, а сейчас командира конного эшелона «Чёрный бык», обсуждала со своей приятельницей с медицинской фабрики, бывшего «Биомеда», экипировку уезжающих.
— Представляешь, у Ирека 80 лошадей, а овса дали всего на два месяца. Места нету. — возмущалась она. — Жалко, я до Набокова не добралась. Я бы ему всё высказала. Говорят, в мае уже трава свежая будет.
— Зато лекарств у них, и лошадиных, и нормальных на четыре года, — утешала её приятельница. — Мы всю зиму без выходных работали. Сегодня вот отгулы взяли на неделю, — она вдруг прослезилась. — Мой-то тоже с ними напросился. Кузнец он, так в оружейную мастерскую угодил. Детям просил передать, что рыбу какую-то красную из Сибири привезёт. Да только бы вернулся, бог с ней, с рыбой-то.
— Вернутся, — уверенно заявила Галимова. — Такая силища пошла. Да ещё калмыки по югу идут. Народ у нас бывалый, всё про войну знают. Только бы ничего не случилось, как двадцать пять лет назад. Ещё этот, Манжура с ними поехал. Такой странный мужик. Сначала пустоглазый был, а как его чудо — юды эти шарахнули, так нормальный стал. Добрый такой. Из разведки ушёл, помощником ветеринара стал. Но всё равно странный.
— Я разговор про него в медотделе слышала, — приятельница вытерла слёзы. — У него эмоциональный фон сейчас, как у маленького ребёнка. Их же всех обследовали перед походом. А этого Манжуру особенно изучали. Он же единственный, кто чудов видит. Собачники-то только общаться с ними могут. Так вот, главврач медпоезда сказал, что у Манжуры состояние открытия мира на базе добродушия, искренности и сострадания. В общем, как ребёнок неиспорченный такой. Видно, здорово его шарахнуло тогда.
Мимо провожающих мелькнул последний состав с платформами, загруженными бронемашинами и грузовиками. Вскоре он исчез за поворотом. Люди с перрона начали расходиться.
