Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона

Но главное, по-моему, другое. Он опасается, чтобы мы отсюда как-то на тамошнюю (то есть настоящую) реальность не повлияли. Черт его знает, как самое невинное вмешательство там отразиться может. Поэтому — в принципе правильно. Так что сбегайте, куда сказано, а там посмотрим. А мы тут за это время каждый метр обшарим. Если хоть один след найдем…

За два часа до захода солнца поручик поднял своих людей. Разделили на троих груз — рюкзаки с походным снаряжением, пятнадцатикилограммовый маяк с аккумуляторами, автоматы, боеприпасы. Еще он прикрепил к плечевому ремню ротную рацию «Р-126». На ходу можно переговариваться километров на двадцать, а если остановиться и антенну на высокое дерево забросить — как раз на весь радиус поиска достанет.

— Давайте прощаться, господин подполковник. Контрольная связь каждые три часа с данного момента. Сверим часы…

Хороший русский обычай — перед каждым опасным делом сверять часы. Не всегда приносит ощутимую пользу, но нервы обычно успокаивает. Опять мистика загадочной славянской души.

— А вы что же, и ночью собираетесь идти? — с недоумением непривычного к таким делам человека спросил доктор.

— По обстановке, все по обстановке, командир. До темноты мы проскочим километров двадцать, сделаем привал, свяжемся с вами. Дальше будем исходить из рельефа местности, освещенности и прочих факторов.

Группа разведчиков бесшумно растворилась в лесу.

Закончили работы по обустройству лагеря, и Максим принялся распоряжаться:

— Ты, Александр, можешь спать до двадцати двух ноль-ноль. Потом сменишь Фрязинова. Василий, следишь за аппаратурой и обстановкой. А я прогуляюсь по окрестностям, посмотрю кое-что. Потом супчик вам сварю. Из расположения удаляться только по нужде и не далее чем на двадцать метров.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, закинув на плечо ремень не слишком нужного здесь, как ему казалось, автомата, доктор, насвистывая кавалерийский марш, двинулся обратно к ограде базы.

Но пусть воевать не с кем и бояться некого, даже завалящий волк не выскочит из кустов, а все ж таки с оружием спокойнее.

Конечно, хорошая собака рядом — куда приятнее. И опасность издалека учует, и поговорить можно, но на худой конец — пусть автомат. Ночь уж больно быстро накатывается, и тучи по небу летят, прямо как у Пушкина в одном из стихов.

Он был человеком интеллигентным, книжной, так, сказать, культуры, поэтому пейзажи, «включенные и обрамляющие», действовали на него сильнее, чем на простых солдат. И одиночество для коренного горожанина — дело малопривычное.

Палец сам собой лег на спусковой крючок.

Говорить-то он говорил Щитникову, что приказ выполнять нужно беспрекословно, но он, подполковник (звучит все-таки!) Бубнов, теперь здесь царь, бог и воинский начальник, несет полную ответственность за результат поиска и вверенный личный состав. Соответственно, имеет право исходить из ситуации.

А она такова, что в стандартные схемы не укладывается. И проверить кое-какие свои предположения, касающиеся базы и всего на ней происходящего, не мешает.

Попутно он думал примерно о том же, о чем сейчас (или полгода назад?) размышляли и спорили потерявшиеся друзья.

О сущности происходящего. Теоретическая подготовка у него была лучше, но особых преимуществ Максиму не давала, поскольку исходная посылка все равно оставалась сомнительной.

Он знал, что Ляхов, Тарханов и еще три человека исчезли из той самой комнаты, откуда отправился в экспедицию он сам.

Трое исчезли из дома, две девушки — из стоявшей под окнами машины. Саму машину потом отогнали на стоянку возле «синего дома», обшарили по сантиметру, ничего не нашли, естественно. Она и сейчас там стоит.

Маштаков, как его ни допрашивал Чекменев, а потом и сам Максим, клялся, что пространственное перемещение исключается. Мол, и на перевале все оставалось в пределах географических координат, и в Пятигорске полковник Неверов вышел из времени, но оставался на том же самом месте. Это все бесспорно. Но здесь вышло как-то иначе?

Дематериализовались его друзья вследствие ошибки в настройке, превратились в мезонное облачко (о таком варианте даже думать не хотелось) или, вопреки теории, переместились не по времени, а по месту? Конкретно, в загадочный «лагерь пионеров». Отчего-то же вынесло в первый раз Неверова именно туда?

Правда, тогда он географически находился в конгруэнтной[51] точке.

Максим разочарованно щелкнул языком.

Жаль, что у него нет с собой расчетов, которые демонстрировал ему Маштаков. Была там, кажется, одна не совсем ясная формула. Он напряг память. Интегралы — это ладно. А вот со знаками…

Тогда он внимания не обратил, а сейчас вдруг, возможно, оттого, что мозги стали удивительно свободны от многодневного напряжения, что-то такое забрезжило.

Обстановка ведь и вправду удивительно благоприятная. Тишина: ни муха не зажужжит, ни птица не чирикнет. А уж об индустриальных шумах и речи нет.

Через ворота базы, ранее плотно охранявшиеся, а сейчас сиротливо приоткрытые, он прошел внутрь.

Странной и даже страшной была темнота во всех окнах домов и корпуса учебного центра.

Значит, и здесь аналогичность миров, пространства и времени не полная. Здания те же, а электричество в них не поступает. По той же причине, что радиоволны не проходят?

Заходить внутрь домика, где должен был сидеть сейчас дежурный инженер, наблюдающий с той стороны за работой генератора, было не велено. Но очень хотелось.

Там ведь все маштаковские документы, расчеты, графики экспериментов.

Одним бы глазом в них заглянуть, казалось Максиму, и все станет ясно.

Входная дверь заперта, но проникнуть в дом, в общем, не проблема.

А что он скажет Чекменеву, если станет известно о нарушении им приказа?

Придумаем что-нибудь, какой-то совершенно непробиваемый довод.

Сейчас доктор оказался один в один в ситуации мифологической Пандоры или жены Синей Бороды. Запрещено входить в запертую комнату, но уж очень хочется!

Оттягивая момент принятия рокового решения, он обошел почти всю территорию базы. Прислушивался, заглядывал в окна.

Наконец вернулся к притягивавшему его крыльцу. Присел на ступеньки, продолжая размышлять. Похоже, постепенно выкристаллизовывается новая теория.

Никакое это не боковое время. Не сбоку от собственной реальности мы оказались, а сзади. На те же самые пять-десять минут. Тогда все отлично складывается. И объясняется.

Никаких проблем. Ты приходишь в театр через пять минут после того, как из него ушел последний актер и служитель.