– Я могу задать вопрос?
– Можешь, Колмогоров…
– Вы нашли, кому предложить то, что предлагали мне? – И сейчас Алексей не отступил от правила соблюдать осторожность, ведь бывших Привратников не бывает.
Грицких не смог ему ответить, даже если бы захотел. Столько проблем свалилось на него в один день, что задуматься о заместителе было просто некогда. А вот недееспособность Никитина теперь никому не покажется мнимой, и можно будет провести чистку рядов на вполне законном основании. Не лучше ли оставить в Совете только троих? Об этом тоже следовало подумать. И точно не включать в его состав тех, кто все еще подвержен гормональным взрывам, вносящим нестабильность, уж слишком разрушительная сила в них просыпается, им не жаль ни себя, ни других. Совету давно не хватает тишины и покоя – вот что нужно воплотить в ближайшее время. Остальные вопросы и события забудутся, если этому еще и поспособствовать.
* * *
Все кругом решали какие-то свои проблемы, а кто не был обременен государственной властью, просто тихо ненавидели того, кто привел в бункер врага. Денис ощущал ненависть, как тот горячий воздух из своего сна. Погибли двое, и еще пять человек выведены из строя надолго. И во всем виноват он, Денис. Не нужно сваливать вину ни на Юрия, ни на Алексея. Но что ему ненависть каких-то незнакомцев, когда Елена даже ни разу не появилась?.. Он больше не увидит ее. Он для нее умер. Или она для него? Хотя это, в сущности, одно и то же, ведь любовь к ней не остыла, только она и теплилась внутри, не угасала. Если бы только раз увидеть ее! Не было бы так больно. Потому что теперь назад возврата нет, где бы он ни был. Денис жалел себя, потому что больше никому это не было нужно. Может быть, только дома, на Бауманской… Старик из Совета сказал, чтобы он шел обратно. Лишь слабое удивление испытал Денис при этих словах – несмотря на уверения Алексея, он сомневался. Потому что сам чувствовал себя виноватым. Люди правы. Они всегда правы. Им неведомы хитросплетения политиков и стратегические планы. Они могут позволить себе чувствовать просто так, как видят. Правда на их стороне. Но обжигающая ненависть не убивала, даже больно не было. Елена… После этого уже не было боли, сильней и быть не может!
Совет принял решение. Странное, может быть, и Денису теперь казалось, что он этому самому Совету даже не нужен. Можно просто пойти, взять свое имущество, надеть ОЗК и выйти наружу. Там ему даже оружие вернут. Но как выйти? Как уйти?
Защитный комбинезон ему теперь без надобности. Сначала Алексей ощутил панику, будто воздух снаружи задушит в то же мгновение, как откроется дверь. Он уже настроился умереть от пули и другой вариант не рассматривал. Потом понял, что в нем говорит просто сила привычки, многолетней привычки сталкера, ставшей второй натурой, и уже с любопытством глядел на гермозатвор, который вот-вот должен открыться. Что изменилось снаружи? Ведь за двадцать лет он так и не узнал этого. Как надел при первом выходе противогаз, а при этом в голове билась мысль об опасности, так и продолжал бояться всего, от чего наглухо отгородили людей стены бункера.
Теперь запретное и опасное перестало быть таковым, и когда двери начали открываться, он ощутил аромат хвои, сырой воздух на своем незащищенном лице и тепло летнего вечера. Душновато, но зато пахнет хорошо! И Алексей уже смотрел на конвоиров с жалостью: им недоступно чувствовать жизнь вокруг. Он ступил в мокрую траву; откуда-то из давно забытого детства вдруг пришло это ощущение липнущих к ногам колких стебельков и камешков. Что ж, счастье не бывает полным. Зато можно дышать, пытаясь разделить эту волну запахов на составляющие, вспоминая их названия. Половина, конечно, выпала из памяти, да и неважно.
Лицо было мокрым от теплого тумана, и только от него – в пот со страху не бросало. Почему-то даже не хотелось сбежать, хотя уже в десяти метрах ничего не было видно и он мог сделать попытку – все равно конец один! Незачем. Без защиты, отравленный сладко пахнущим воздухом, он не проживет долго, а смерть будет не такой быстрой и легкой. Нет уж, он закончит свою жизнь, получив от нее все возможные удовольствия, расплатившись за них один раз. Недолго осталось. Даже сейчас ему был предоставлен выбор. Он уже решил, может быть, неправильно. Но как всегда, решение взвешенное, продуманное. После смерти ничего нет. Тело умирает, а души у него отродясь не было…
Денису вернули оружие раньше, чем это было оговорено в бункере. Может, эти люди рассчитывают, что он захочет сам привести в исполнение приговор Алексею? Проверив обойму, он убедился, что автомат заряжен. Но не хотел никого убивать. Этот человек больше не был соперником, только товарищем по несчастью. Они оба уходили в никуда, Денису всего лишь предоставили отсрочку. Один он не доберется даже до железной дороги: это и зимой было трудно, а уж теперь, в непроходимой чаще, – невозможно. Станислав говорил, что нет для человека невозможного, если сильно желать чего-то! Может, и так, но вот как раз сильного желания жить он и не ощущал: пропала цель. Денис помнил, как метрополитен без Елены казался ему тесной клеткой, а ведь тогда он мог еще ожидать чего-то. Теперь он будет жить только наполовину. Раны затягиваются, он забудет ее когда-нибудь, но сколько времени потребуется на это? Годы. Годы в отчаянии и смутной надежде обрести покой. Ему не нужен покой! Он хотел действия! Ну, тогда автомат в руках еще послужит ему, ведь борьба за выживание предстоит нешуточная. И Денис узнает наконец, на что способен он сам. Ради этого стоило жить, а долго или нет – уж сколько сможет.
А вот Алексей почему-то был совершенно спокоен, как будто происходящее не имело к нему никакого отношения. Да, происходящее сейчас с Денисом и не имело, но ведь его не на прогулку вывели. Хотел бы сам Денис держаться с таким хладнокровием до конца. Но, будь он таким, не любил бы Елену, чувствуя счастье и боль одновременно. Нет, хоть цель в жизни еще видится какой-то размытой и непонятной, но все же лучше ее чувствовать внутри, пусть она причиняет боль и манит надеждой. Алексей спокоен, умирая, потому что и не был живым никогда. Он не любил. О чем ему тогда жалеть?
– Уходи. – И конвоир, потупившись, добавил: – Тебе в ту сторону.
Он указал направление, что было не лишним, Денис ушел, не оглядываясь, а через минуту за спиной раздался выстрел. Приговор приведен в исполнение. Денис вздрогнул, но не остановился. Зачем?
Осторожно ступая по траве, уклоняясь от ветвей, как учил Стас, он шел к железной дороге. Никто не ждет там сталкера Пищухина, но другого пути он не знал. Нагретая солнцем земля еще отдавала тепло, но внутри будто что-то замерзло колючей ледышкой. И, казалось, никогда больше не оттает. Ему сказали идти в метро. Больше направиться все равно некуда, не возвращаться же на болото… Там, возможно, и приняли бы насовсем, но Денис не хотел туда. Спасибо Станиславу за науку, теперь он не боится леса, тихонько про себя обращаясь к Лесному хозяину: «Помоги и направь, я домой иду. Никому не хочу причинить зла…»
