— Снаружи не подберешься, стены обледенели. Придется через церковь, — сделал вывод Князь, отрываясь от бинокля. — Изнутри добраться до трещины в куполе, накрыть эту хрень контейнером — там метров шесть, набросить можно — и подтянуть к земле за шнур. Есть у тебя шнур?
Его голос дрожал от ощущения близкого, только руку протяни, золотого счастья, масляные глазки суетливо бегали. Медведь обернулся жадным хорьком, и Глеб мельком поразился этой перемене.
— Нет, — для задуманного Рамзесу не требовался шнур.
— А контейнер? — удивился Князь.
— Нет.
— В штанах понесешь?
— Нет.
— Ты что, сталкер? — разозлился Князь. — Замежевал?
«Или спрыгнуть хочешь?» — вопрошал бандит подозрительным взглядом.
— Нет, — вздохнул Глеб. — Шнур давай, вдруг пригодится.
«Дойду, — решил он, — а там будь что будет».
Князь всучил ему моток альпинистского шнура и контейнер для Ока — герметичный алюминиевый сосуд. Сам идти отказался.
— Сбросишь мне веревку, — инструктировал он, ничуть не смущаясь посылать Глеба на смерть. — Я вытяну. Я штанги рвал по сто шестьдесят кило.
Контейнер Глеб выбросил, едва шагнув в дверной проем. Рамзеса окатило холодом, словно он попал не в церковь, а в морозильник.
«Вот они!»
Аномалии плотно заполнили церковь изнутри, так, что путей для обхода не оставалось. Незнакомые аномалии, видимые и только ощущаемые, перетекали друг в друга, словно…
«Она одна!» — поразился Глеб.
Огромная, сложная аномалия непонятной природы и, самое непостижимое, не опасная. Или инстинкты отказали Глебу, или это было то, чего он никогда не встречал в Зоне.
Участие, а не опасность. Доброжелательное приглашение.
«Идти сквозь нее?! Охолонись, сталкер! — приказал себе Глеб, пока остатки разума еще позволяли сопротивляться. — Они все не опасные — для Зоны. А что будет с тобой?»
«…ничего с тобой не будет! — говорил Цент полгода назад. — У всех по-разному, одних от страха колотит, другие вообще не замечают. У одного парня оргазм случился, на полчаса. Чуть не сдох, говорит, пока до купола полз…»
Глеба раздирали противоречивые эмоции. Он сделал крохотный шажок вперед и уперся в границу. Аномалия помавала перед лицом невидимым покрывалом, и Глеб не решался шагнуть под него, сознавая, что обратно пути не будет.
«А сейчас есть? Даже если подфартит вернуться за Периметр, как будешь жить, Рамзес?»
Глеб двинулся вперед, не рассуждая. В конце концов, решение, которое долго обдумываешь, оказывается неверным.
Зона приняла его.
Стало тепло. По телу побежала щекотная волна, напомнившая Глебу ласковое море, ласковое солнце и ласковую Нику. Две тысячи девятый год, счастье и абсолютное согласие с миром.
Счастье… Согласие… Глеба начало колотить.
«Инга!..» — трепыхнулась запретная мысль.
Зона мягко, но настойчиво погасила ее.
Инга в раю!
Потому что где еще быть любимой женщине? Рамзес осознал это, и от благодарности прослезился. Горячие струйки потекли по щекам, лицо искривилось, давно отвыкшее от мимики плачущего человека. Глеб сделал еще один шаг.
На него снизошло ощущение правильности того, что происходит.
«Ты всегда был бойцом, Рамзес!» — билось на границе сознания.
Зона погасила и эту вспышку.
Не стоит бороться!
И Глеб понял — не стоит. Чего он добился, кроме шрамов на шкуре? Кроме насмешек самоуверенного бандита и смерти любимой?
Он снова шагнул и ощутил безмерную благодарность.
«Глеб, ты обещал ее уничтожить!..» — мысль умерла, не успев сформироваться.
Глеб зашагал на звуки, родившиеся из ниоткуда. Играла странная музыка, еще вчера, на подходе к игольчатому лесу, пугавшая, а теперь завораживающая. Пел хор. Мужские и женские голоса, чистые как хрусталь, вели ангельской красоты мелодию. Так, наверное, пел Ромео, ожидая Джульетту на небесах.
Глеб уперся в упругую стенку-мембрану и разорвал ее, окунувшись в сладкую атмосферу. Здесь стояли люди, сотни людей, одетых в белое. Рамзеса не смутило, что стены крохотной церквушки разошлись до немыслимых пределов. Что вместо потеков заиндевевшего лишайника на стенах проявились иконописные лики.
Рамзесу стало хорошо, как никогда раньше. Чувство единения — люди держали друг друга за руки, образуя непрерывную, извивающуюся цепь, и пели; чувство причастности к чему-то великому потрясло сталкера.
«Око Истины! Вот оно, Око, а вовсе не та гнусная обманка!»
Неразборчивые слова песни сложились в жизнеутверждающий гимн.
«Рамзес! Рамзес! Рамзес!» — било подсознание едва слышным колоколом.
Набат раздражал, и Глеб не мог сделать последний шаг, найти крайнего в цепи и взять его за руку.
«Ты боишься?» — Рамзес совсем не удивился, что Зона говорит с ним.
Инстинкт волка-одиночки, не приемлющего жалости, придал сил.
«Это обман! Я хочу остаться человеком…» — а не раствориться в… этом.
«Они все люди, и они счастливы вместе».
«Я всегда бежал из толпы. Меня везде считали выскочкой и ненормальным. Я не умею быть другим!»
«Ты устал, Глебушка, — напомнила Зона, ласково, как когда-то мама. — Устал быть оборотнем».
Глеб застонал, он не мог ни отдаться порыву, ни разобраться в себе. Хор, не сбившись ни на мгновенье, сменил жизнеутверждающий гимн на негромкое песнопение.
Глеба осторожно коснулись.
— Мишка?!
Смущенно улыбающийся и живой, перед Глебом стоял Ворон. Одной рукой он держался за человека с глупым от счастья лицом. Другая оставалась свободной, и Глебу до обмирания в груди захотелось вложить ладонь в ладонь друга.
— Глеб, ты можешь вернуться, — сказал Мишка, отводя руку. — Выйти так же, как пришел.
— Я не знаю… А ты?
— Мне некуда возвращаться, — не похоже, чтобы Мишка огорчался. — Ты же помнишь?
Глеб, конечно, помнил канувшего в дебрях запретного леса мертвяка. Ворона с развороченной пулями грудью.
— Я не могу уйти, — признался Глеб. — И не могу остаться.
— Чего же ты хочешь? — Мишка говорил серьезно, без тени раздражения.
— Быть человеком… — Глеб сам поразился, как глупо и не к месту прозвучали его слова.
— Глеб, ты все неправильно понимаешь, — качнул головой Ворон. — «Быть человеком» ты можешь только сам. Твоя душа — это твоя Зона, личная. Провешь ее, обозначь аномалии, собери чудные артефакты. А здесь… тебе могут лишь помочь. Ты напрасно думаешь о Зоне, как о кошмаре, вроде раковой метастазы. Это не так, Зона, она… просто иная. Но не жестокая, я теперь знаю. Когда-то один человек попросил помощи, и Зона поняла, как сумела. Какой помощи ты ждешь?
