— А, маленький оставьте, — усмехнулся он. — И так половина пациентов с оружием поступает. А скоро, впервые в мире, можно сказать, будет введено обязательное ношение оружия.
— Ну, не впервые, — возразил я. — Есть такой городишко в Джорджии, Кенессо, так там уже давно обязательное владение. Не ношение, правда, но владение. И ничего, жили, думаю, что и сейчас живут. А ограничивать продажу стали уже в веке двадцатом, даже при советской власти отбирать оружие стали не сразу, оно поначалу вроде как предметом домашнего обихода казалось.
Доктор к оружейной теме явно не врачебный интерес проявил. Поэтому я продолжал болтать.
— А я из Аризоны сюда, из Юмы, там у половины населения оружие было, у некоторых так по целому арсеналу. И по моим прикидкам, — продолжал я, — не меньше половины там уцелело. Отбились, ушли в основном за город. И так по всему Среднему Западу, местами целые области живут почти нормально. А вот в штатах, где с оружием проблемы были, сплошная пустыня осталась. А как здесь?
— И здесь… почти пустыня, — вздохнул доктор. — Город большой, все без оружия, и военных почти нет, так, ошметки былого величия. Вот и сожрали город Питер, не подавились.
Ничем не удивил, если честно. Вот была у меня всегда какая-то подспудная боязнь больших городов и постоянное желание переехать за пределы Москвы — и не зря, наверное, как-то понимал на уровне подсознания, что случись чего — ловушка.
Ладно, револьвер при мне. Надо было и пистолет оставить в таком случае, да уж ладно.
Отцепил маленький подсумок с десятком патронов тридцать восьмого калибра, приложил к кобуре. Случись чего, авось пробьюсь к кладовке, или куда они тут мой автомат потащат.
Вот так, оставаться без оружия я даже на операционном столе не согласен. А мне туда прямая дорога, пожалуй, как-то же надо из меня дробь выковыривать.
Надолго бы в больнице не застрять. Я на боль терпеливый, если сейчас хожу и что-то делаю, то и после лечения смогу, но не со скандалом же выбираться. Еще дел полно, да и экипаж вроде как без пригляда остался. Я им доверяю, в принципе, уже присмотрелся, да и доказали они вроде, но все же. Да и просто к делам надо возвращаться. И домой надо.
Когда к больнице подъезжали, обратил внимание на то, что все окна в решетках. Оно и правильно по нынешним временам, но выглядит все равно немного того… внушает всякое. И мысль сразу такая, что так просто не сбежишь.
— Да, доктор, еще любезность окажите, — спохватился я. — Дорога на Москву проезжая или как? Не в курсе?
Доктор помолчал, потом вдруг сказал:
— У нас тут событие было. Знаменательное. Встреча конвоев, один наш, питерский, другой тверской. Растолкали заторы и встретились где-то у Новгорода.
Опа!
— То есть до Твери дорога уже есть?
— И дорога, и сама колонна тверская здесь до сих пор, — с каким-то любопытством поглядывая на меня, говорит доктор. — Их возле форта Константин разместили, в плавучей гостинице. Там и машины стоят. Знаете, где это?
— Нет, ни разу здесь не был.
— Не проблема, городок маленький, любой покажет, — подвел итог разговору он.
Точно опа. Эту колонну мне найти край надо, до зарезу. К ним бы прижаться и до самой Твери доехать в безопасности. И там… там мне надо будет друга моего поискать, того самого, который никак в Катастрофу пропасть не мог, ему по должности не положено. И там… а там, как говорится, буду «вопросы решать». Оно сейчас тоже самое главное, порешать эти самые «вопросы».
Видать, вид у меня от этих мыслей был такой, что доктор вдруг сказал:
— Вы не рассчитывайте, что вас кто-то отсюда сейчас отпустит, — и добавил: — По-любому у вас это не выйдет, время ночное, документов никаких, никто вас не знает, так что моментом любой патруль загребет. Или тут надо быть, или на судне оставаться, а иначе никак. Тут для вас лучше будет, кстати, это больница все же.
Ну ладно, это он совсем обо мне плохо думает. Но добраться до тверских надо все же как можно быстрее. И до судна как можно быстрее. И до машины. Куда еще? Если все считать, то пальцев не хватит.
Тут как раз в дверь санитарка пришла, все та же тетенька. Выложила рядом со мной пижаму, халат, на пол тапки кинула. Все, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Переоделся, тетенька помогала даже, что-то опять все сразу разболелось. Потом вдруг смех разобрал, санитарка автомат взяла за ствол и как швабру в шкафчик поставила. Со швабрами. Я вроде даже спросить хотел, все ли у них в порядке, но доктор растрепанный вмешался:
— Да не помылит никто, нет тут такого, а с утра на хранение сдадим, — и, перехватив мой явно сомневающийся взгляд, добавил: — И кому тут американский автомат нужен? На фига?
— Доктор, для коллекции, — вздохнул я, и он вроде как даже согласился.
— июля, — , утро
г. Кронштадт, Городская больница N 36
Уснул. Боль, не боль, а уснул и спал до завтрака, который оказался вполне приличным.
Познакомится с соседями по палате и не успел толком, позвали. Пришла какая-то молодая чернявая девчонка, постреляла глазами, провела куда-то коридорами, пахнущими лизолом, оказалось, что на рентген. Завела и сразу смылась.
Там меня покрутили, поставили правильно, щелкнули, затем отправили дальше все с той же вертлявой черненькой. В конце-концов, завела она меня в еще какой-то кабинет, я так и не понял, процедурная это или операционная, да мне и без разницы. Пришлось подождать минут десять, после чего туда зашли еще двое, давешний высокий доктор, и еще один, постарше, басистый и хриплый, со странным шрамом на щеке, косым крестом, вроде как следы ошибок молодости. За что это его пописали, интересно?
«Мой» доктор нес за зажимчик влажный рентгеновский снимок. Дальше вообще шумно становится, за пописанным медиком ввалились сразу трое, причем все разом вызвали подозрения и буквально вынудили вспомнить восточную пословицу про то, что ученик цирюльника учится на голове сироты. Учеников трое, голова одна и за сироту тут явно буду я.
Девчонка с чудной прической, симпатичная, но не внушающая доверия как представитель медицинской науки, матросик-санинструктор в форме, от чего сердце и вовсе сжалось, а третий персонаж такой, что словами не опишешь, со страшным малоросским акцентом.
— Отрабатывать приемы оказания помощи на мне будем? — поинтересовался я с ехидством. — На три счета?
— Обезболить надо качественно, — довольно терпеливо вдыхает «мой» доктор. — Анестезиологов осталось после эпидемии — по пальцам мастера с лесопилки пересчитать можно. Вот и приходится работать такими анестезиологическими командами — по сумме знаний и навыков трое как раз соответствуют одному дореформенному анестезиологу. А колоть вас надо обильно, дырок у вас густо.