Это так разъярило аморианина, что он снарядил огромный флот и послал его завоевать Дахор и силой взять то, чего не смог добиться благородным путем. Дахор в то время был в состоянии войны с Гелиумом, и все силы его были брошены на юг, кроме маленькой армии, оставленной в тылу для охраны столицы. Джал Хад, следовательно, не мог выбрать более благоприятного момента для нападения. Дахор пал, и, пока войска грабили город, Джал Хад с отборными силами грабил дворец джеддака и обыскивал его в поисках принцессы, но принцесса не имела намерения уйти с ним в качестве принцессы Амора. С момента, когда авангард аморианского флота был замечен в небе, ей стала ясно, как и прочим в городе, цель, с которой он появился, и она использовала свой ум, чтобы расстроить эти планы.
Был в свите ее косметолог, обязанностью которого было сохранять блестящую красоту волос и кожи принцессы и готовить ее для публичных аудиенций, празднеств и ежедневного общения при дворе. Он был мастером своего дела. Он мог сотворить простую красоту и красоту лучезарную, он мог сделать безобразность приятной на вид. Она быстро вызвала его к себе и приказала превратить лучезарность в безобразность. И когда он кончил, никто не мог узнать в ней принцессу Дахора, так ловко работал он своими пигментами и крошечными кисточками.
Когда Джал Хад не смог найти принцессу внутри дворца и никакое количество угроз и пыток не смогли вырвать признания о ее местопребывании, он приказал, чтобы каждая женщина из дворца была схвачена и доставлена в Амор для того, чтобы держать их там в качестве заложниц, пока принцесса Дахора не сдастся и не выйдет за него замуж. Все мы, следовательно, были забраны и помещены на военный корабль, который был послан обратно в Амор впереди флота, полностью оставшегося в Дахоре для грабежа.
Когда корабль, сопровождаемый конвоем, покрыл что-то около четырех или пяти хаадов, разделявших Дахор и Амор, он был замечен флотом Фандала, немедленно атаковавшим его. Конвойные корабли были выведены из строя, а тот, что нес нас, захвачен. Нас доставили в Фандал для аукциона, где меня и купил один из агентов Рас Таваса. Остальное ты знаешь.
— А что сталось с принцессой? — спросил я.
— Возможно, она умерла — партию женщин, в которой она была, разделили в Фандале — лишь смерть могла помешать ей вернуться в Дахор. Принцесса Дахора, видимо, никогда больше не увидит свою страну.
— Но ты можешь! — вскричал я, — потому что внезапно мне в голову пришел план действий. — Где Дахор?
— Ты пойдешь туда?
— Да!
— Ты сошел с ума, друг мой, — сказала она. — Дахор в семи тысячах восьмистах хаадах от Тунола, за одетыми в снега Артлианскими горами. Ты чужеземец, ты одинок, ты никогда не сможешь достичь его, потому что на пути лежат Тунолианские топи, дикие орды, свирепые звери и воинственные города. Ты лишь бесполезно погибнешь на первой дюжине хаадов, даже если убежишь с острова, на котором стоит лаборатория Рас Таваса; и какие причины побуждают тебя к этому бессмысленному жертвоприношению?
Я не мог сказать. Я не мог смотреть на это отвратительное лицо и на эту иссохшую фигуру и говорить: "Это потому, что я люблю тебя, Валла Дайя!" Лишь это, увы, было единственной причиной. Постепенно, по мере того, как я молчаливо открывал в ней удивительную красоту ума и души, в сердце мое вкрадывалось сознание любви к ней: и тем не менее, не могу этого объяснить, мне не по себе было говорить ей такие слова, этой безобразной старой ведьме! Я видел великолепное жилище, которое должно было приютить равно чудесную душу реальной Валлы Дайи — которую я мог любить, но не мог я любить тело Заксы. Раздирали меня также и другие противоречия, вызывающие большие сомнения — может ли Валла Дайя ответить на мою любовь? Обитающая в теле Заксы, не имеющая других друзей и поклонников, она могла бы из благодарности или от чувства полного одиночества потянуться ко мне. Но если бы она еще раз стала Валлой Дайей, прекрасной девушкой, возвращенной во дворец ее королевства, окруженной великими пэрами Дахора, откроются ли тогда ее глаза и сердце для одинокого и не имеющего друзей изгнанника из другого мира? Я сомневался в этом, и еще в том, что это удержит меня от решимости до конца, насколько позволит рок, осуществить сумасшедший проект, заполнивший все мои мысли.
— Ты не ответил на мой вопрос, Вад Варо, — прервала она мои мысли. — Почему ты хочешь это сделать?
— Исправить несправедливость по отношению к тебе, Валла Дайя!
Она глубоко вздохнула.
— Не надо браться за это, пожалуй, — попросила она. — Ты лишь украдешь у меня единственного друга, общение с которым — последний источник счастья, оставшегося еще у меня. Я ценю твое великодушие и твою верность, даже если не могу понять их. Твое бескорыстное желание услужить мне с таким самоубийственным риском волнует меня более сильно, чем я могу это высказать, и это добавляет еще больше к тому, чем я тебе обязана; но ты не должен браться за это. Не должен!
— Если это беспокоит тебя, Валла Дайя, — ответил я, — не будем говорить об этом, но знай — мысли об этом у меня всегда останутся. Однажды я найду путь, даже если тот план, который я теперь имею, потерпит неудачу.
Дни шли и шли, великолепные марсианские ночи, наполненные мчащимися лунами, следовали одна за другой. Рас Тавас проводил все больше времени со мной, управляя моей работой по трансплантации мозга. Давным-давно я должен был стать специалистом, и я понял, что время, когда Рас Тавас почувствует, что сможет вверить без доли риска моим рукам и мастерству свою жизнь и знания, быстро приближается. Он должен будет всецело быть в моей власти, и он знал, что я знаю это. Я мог убить его, я мог позволить ему навсегда остаться в сохраняющих объятиях анабиоза или я мог обмануть его, и дать ему то, что я выберу, даже тело калота или часть мозга обезьяны. Но он должен был сделать выбор, и, как мне известно, как можно быстрее, потому что силы его убывали с каждым днем. Уже почти совершенно слепой, видящий только благодаря удивительным очкам, которые он сам должен был изобрести для себя, он использовал искусственные слуховые аппараты, а теперь и сердце его начало проявлять симптомы утомления, которые он больше не мог игнорировать.
Однажды утром я был вызван рабом в его спальню. Я нашел старого хирурга лежащим — сморщенная жалкая груда иссохшей кожи и костей.
— Мы должны поторопиться, Вад Варо, — сказал он слабым голосом. — Мое сердце чуть не остановилось несколько талов тому назад. Это было, когда я послал за тобой. — Он указал на двери, ведущие из его комнаты. Здесь, за этой дверью, ты найдешь все, что нужно, и тело, которое я для себя выбрал. В лаборатории, давно построенной для этой цели, ты совершишь величайшую хирургическую операцию, которая когда-либо была известна во вселенной, перенеся ее наиболее гениальный мозг в самое красивое и совершенное тело, когда-либо представшее перед этими старыми глазами. Ты найдешь голову уже приготовленной, чтобы принять мой мозг. Мозг объекта был вынут и разрушен — полностью уничтожен огнем. Как я мог допустить существование мозга, желающего и планирующего вернуть свое тело! Но я разрушил его! Зови рабов и прикажи им перенести меня на плиту!
