Недаром, попав на Оливию, участники экспедиции очень быстро приучились смотреть под ноги.
Видно, плохо приучился… Родриго усмехнулся и стряхнул с ботинка хрустящие остатки «дождевика». Потом сделал несколько шагов и огляделся.
Место посадки ему пришлось поискать: в пышной мантии джунглей зияло не так уж много прорех. Да и эта поляна была обречена. Огромные деревья сплелись искривленными ветвями, словно взявшись за руки, и мрачно нависли над незавоеванным пятачком. Казалось, вот-вот прозвучит команда – и зеленые исполины двинутся вперед. Они уже заслали на лакомую территорию десант – молодая поросль то тут, то там нахально высовывалась из травы.
Внимание Родриго привлек огромный цветок – таких ему видеть еще не приходилось. Он распустился в самом центре поляны. Нижние лепестки – длинные, плоские, оливково-зеленые – лежали прямо на траве и служили ложем для других – ярко-оранжевых, загнутых к середине, где бахрома иссиня-черных тычинок окружала небольшое звездообразное отверстие. От цветка исходил густой сладкий аромат. Слишком густой и слишком сладкий, чтобы Родриго проникся доверием к этому чуду природы. «Здесь какой-то подвох», – подумал он. И не ошибся.
Монотонность лесных звуков неожиданно нарушила громкая негодующая трель. Сказочно красивая птица, сверкая радужным оперением, снялась с ветки, протянутой к поляне, как жезл завоевателя. Очевидно, ее спугнул какой-то мелкий древесный хищник. Распустив огнецветный хвост и быстро взмахивая крыльями, она устремилась на другую сторону поляны. Но что это? Невероятно: цветок выстрелил в птицу! Большая черная капля с тянущейся за ней тонкой нитью вылетела из отверстия в центре венчика, и расписная летунья, словно схваченная за крылья невидимыми пальцами, замерла в воздухе, затем, не издав ни звука, упала вниз. Отверстие расширилось, принимая жертву, и роскошные лепестки начали смыкаться – неторопливо, как будто приготовившись смаковать редкостное блюдо.
«А меня он мог бы?.. – вдруг подумал Родриго, на всякий случай отступая к модулю. – Кто знает… Великоват я для него, конечно, но если цветок стреляет не задумываясь, да если еще в этой черной штуке у него парализующий яд… Может, спалить его пульсатором, да и дело с концом? Нет, жалко, вдруг это единственное в своем роде творение Мака, его шедевр?»
В этот момент он услышал подозрительный шорох. Ветки кустов раздвинулись, и появилось животное, похожее на увеличенного в несколько раз барсука, только не покрытого шерстью, а закованного в черную лоснящуюся броню. Увидев цветок, зверь радостно всхрюкнул и, косолапя, двинулся вперед с явным намерением лишить поляну ее лучшего украшения.
Однако «шедевр» не собирался так просто сдаться на милость победителя. Лепестки сомкнулись окончательно, образовав шаровидный бутон, а из травы поднялись не видимые до этого плотные кожистые листья, усаженные внушительными шипами. Казалось, они могли остановить и слона! «Барсук» хрюкнул снова – на этот раз озадаченно. Но, видимо, ему уже доводилось брать такие крепости. Зверь приблизился к стене, которую образовывали намертво сцепившиеся шипами «живые щиты», высмотрел зазор, запустил в него огромные, изогнутые, как у муравьеда, когти и что есть силы рванул. Послышался громкий треск. Листья угрожающе зашевелились, но шипы, способные запросто пропороть живот человеку, лишь бессильно скользили по толстым роговым пластинам непрошеного гостя. «Барсук», поначалу казавшийся неуклюжим, совершенно остервенел и меньше чем за минуту разорвал пару листьев в клочья. Остальные тут же опали на траву, и бесцеремонный лакомка принялся раздирать вожделенный бутон. При этом, добравшись до полупереваренной птичьей тушки, он, как истинный вегетарианец, отшвырнул ее на край поляны.
Через несколько минут «барсук» насытился. Высунув длинный язык, он облизал морду (на которой, как показалось Родриго, появилась довольная ухмылка!), потом спрессовал остатки трапезы в бугристый комок и, подцепив его лапой, на трех остальных заковылял к кустам.
Когда он скрылся, Родриго подошел к месту побоища, поворошил носком ботинка мелкое оранжевое крошево, потом потрогал один из листьев – тот уже был дряблым, и даже шипы гнулись, как резиновые.
«Ну и ну, – подумал Родриго. – Быстро же тут всё делается! Но почему на меня так подействовала эта сцена? Ведь ничего особенного, видывал и не такое. Неужели я рассчитывал, что за год Мак превратился в этакого идеального монарха, устранившего любую жестокость в отношениях между подданными? А что, было бы любопытно попасть в благостный мир, где волк лобзается с ягненком. Утопия? Ну почему же… Уж наверное, в силах Мака перестроить энергообмен всех обитателей Оливии. Пусть, например, “заряжаются” от солнца. И не будет тогда ни травоядных, ни хищников – только всем довольные благодушные скоты, которым и двигаться-то станет незачем… Тьфу, надо же додуматься до такого бреда! Нет, господин Кармона, Мак не дурак. В отличие от тебя. И он, пожалуй, будет прав, если не снизойдет до общения с таким дебилом. Всё, вытряхиваю мусор из мозгов, становлюсь серьезным и жду. Просто жду, не пытаясь обратить на себя внимание и просить об аудиенции. Мак всеведущ. Если он захочет говорить со мной – значит так тому и быть. А если не захочет…»
Он вздохнул и, высмотрев небольшой холмик, покрытый нежной короткой травкой, уселся на него. Сорвал какой-то стебелек, помял в пальцах, выбросил и начал разглядывать ствол могучего дерева, изборожденный морщинами, как старческое лицо на древнем портрете. Таких морщин уже давно ни у кого не было – люди жили долго и до самого конца могли похвастать упругими щечками. Здорово, конечно. Однако что-то важное исчезло с той далекой эпохой: лица на дошедших из глубины веков картинах казались интереснее нынешних, почти не отмеченных печатью лет. Складки одрябшей кожи безобразны, но в этом безобразии была некая притягивающая сила, по сетке морщин читалась вся жизнь, полная трудов и раздумий…
Родриго смотрел на дерево, пока ему не стало казаться, что линии, изрезавшие кору, действительно складываются в рисунки. Здесь – женский профиль, тут – рогатая голова не то оленя, не то лося, а там – совершенно фантастическое существо… Затем ствол начал расширяться, постепенно превращаясь в стену. Это не понравилось Родриго. Он поймал себя на мысли, что не может определить: то ли по-прежнему видит явь, то ли пошли зрительные галлюцинации. Если явь, то дело плохо: он убедился, что ни черта еще не знает об Оливии, поэтому древесный монстр мог оказаться хищником, мастерски подделавшимся под растение.
