Опять регистратура, опять тетка, на этот раз совсем не любезная, поэтому, собственно, и тетка.
— У нас режимный объект! — бросила она в окошко. — Больной из контингента военнопленных, им часов посещения не полагается!
— А если я близкий родственник?
— А у вас есть близкие родственники в Конкордии? — последовал ожидаемый ответ.
— Есть. Ваш пациент, может быть, моя невеста! — Я забрался в окошко едва не по пояс и скорчил жалобную физиономию.
Не помогло.
Противная тетка физиономию тоже скорчила, но не участливую, как я надеялся, а вредную, с поджатыми губами.
— Невеста — это гражданское состояние. У вас есть документы, подтверждающие факт помолвки?
— Нет, но…
— Тогда разговор окончен! — отрезала она и для ясности сложила руки на крахмальной груди.
— Но, позвольте, я орденоносец, вот! — распахнул куртку, китель засиял двумя «Славами», «Отвагой» и «Наотаром», которые не произвели ни малейшего впечатления.
— И что? Есть документы? Ордер комендатуры на посещение? Или, может быть, у вас есть виза ГАБ? Прекратите отвлекать людей от работы! Всё! — Она решительно вытолкала меня из окошка и захлопнула его со своей стороны.
Я стоял и чесал репу в совершенной растерянности и досаде.
Вот ведь!
Режимный у них объект!
Съем я ее, что ли?!
«Кстати, очень может быть, что не ее, а очередного его».
Надо мыслить логически… И начал я мыслить.
Безвыходных ситуаций не бывает. Ордер мне вряд ли выпишут. На каком основании? Визу ГАБ тоже не получить… Может, в нахалку мимо КПП с каменной рожей? Хотя постойте! ГАБ — Глобальное Агентство Безопасности… Я знаю там одного человека, который может… Да практически все может!
— Товарищ Иванов! — вырвалось у меня, а руки уже нашаривали коммуникатор.
И ни тени уместных мыслей! Например, что Иванов — слишком важная фигура, чтобы грузить его такой мелочью. Кто опять же сказал, что он доступен по обычной связи?
Пальцы сами искали номер в реестре контактов.
Длинные гудки в трубке и вдруг…
— Слушаю, Иванов.
— Здравия желаю, товарищ Иванов, я тут…
Сухой и трескучий голос большого человека разом обрезал всё мое сбивчивое суесловие.
— Румянцев? Румянцев, нам надо поговорить. Жду тебя в кафе «Арсенал» на углу Пятой и проспекта Красных Зорь. Сегодня в 21.35 по местному. Не опаздывай. Отбой.
Короткие гудки.
«Вот ведь! — восхищенно думал я, упрятав коммуникатор в карман. — Вот у человека голова! Узнал, вспомнил, вспомнил, что ему нужно от такого чрезвычайно важного товарища, как Андрей Румянцев, в две фразы назначил встречу и всё! Ни одного лишнего слова! Никакого: „О, ты как здесь, как дела“. Не человек! Парсер, настоящий парсер на двух ногах!»
Я посмотрел на часы.
Без девяти минут шесть… На Паркиде над Керсаспом — глухая ночь.
Я почувствовал, как меня клонит в сон, нахально уселся в кресло, прямо в госпитальном холле, вытянул ноги и задрых. До встречи оставалось три с половиной часа.
Люди прыгали через мои конечности, шумели, потому что рабочий день и очень людно, но я не обращал никакого внимания, убежденный, что уж теперь-то все устроится. Ведь раз Иванов затребовал встречу, значит, я ему нужен! Значит, точно поможет. А уж с таким тылом можно бросаться на любые крепости!
Кафе «Арсенал» встретило меня неброской вывеской в стиле флотского минимализма и шикарными плакатами в гардеробе. На одном танкист делился зажигалкой с пехотинцем на фоне покоренных развалин чего-то вроде Хосрова. Надпись констатировала: «Дали прикурить!»
Другой — годный на все времена, принадлежал классику агитационной живописи, Ромэну Папусиди, и сообщал всей Галактике, что «Космос будет наш!»
Третий с горделивыми профилями военачальников на фоне Кремля, над которым плыли линкоры, был украшен бравурным: «Полководцы Победы всегда на страже!»
Четвертый, где обнимались за плечи боец осназа в скафандре и рабочий с аппаратом блиц-сварки, хвастался: «Победили Конкордию, и разруху победим!» (Охотно верилось: под комбинезоном сварщика проступала такая мускулатура, что ее обладатель габаритами не уступал осназовцу в тяжелом скафандре «Валдай».)
Пятый — хрестоматийный «Раздави врага в гнезде», с которым словно бы полемизировал шестой, потрепанный, явно довоенной несвежести. Плечом к плечу на зрителя бегут клонские и наши пехотинцы с автоматами наперевес, позади — силуэты танков, а над ними в тесном парадном строю — «Горынычи» и «Абзу». Надпись гласила: «Крепи оборону Великорасы!»
Причем, следовало признать, в чисто художественном отношении именно этот, с «Горынычами» и «Абзу», был самым привлекательным.
«Вот нет на вас, товарищи рестораторы, Андрея Белоконя! — думал я. — Он бы вмиг разъяснил, что в военной пропаганде важна не только красочность, но и актуальность, полное соответствие велениям времени!»
В ту минуту я еще не знал, что как раз веления времени, наступившего во второй половине июня, полностью отвечают плакату «Крепи оборону Великорасы» и что через пару месяцев мы с клонами и впрямь, плечом к плечу…
Но это я сильно забегаю вперед.
Зал был заполнен на две трети. Крепко накурено, вентиляция едва справлялась. Народ обстоятельно курил, обстоятельно общался, обстоятельно поглощал провиант. Сквозь никотиновый дух явственно пробивался аромат чего-то вкусного и свежего, так непохожего на опостылевшие продукты глубокой заморозки. В животе моем заурчало, а рот наполнился слюной.
До срока оставалось минут двенадцать, я оккупировал столик, как военфлот Паркиду, заказал еды и пива.
Стол напротив поначалу занимал единоличный товарищ в щегольском костюме с кожаными вставками на плечах и локтях с поддетым свитером серой шерсти и отличной выделки. Судя по лицу — лет двадцать пять, гладко выбрит, шевелюра только-только выходит из уставного состояния.
Мобилизованный студент в ожидании отправки домой? Наверное. Студент потягивал кофе, а ложечкой расправлялся с пломбиром в мороженице. Я успел подумать, «как быстро наладилось снабжение» (пломбир на С-801-7, практически чудо!), когда к нему подсели двое.
Черный мундир штурмовой пехоты с погонами старшего сержанта и синяя парадка военфлотца первой статьи с крылатыми минами в петлицах — сапер с тральщика, стало быть. Внутрь вставлены владельцы. Первый — здоровый мужик лет тридцати — тридцати пяти, второй — седоусый дядька, которого так и подмывало назвать «отец». Оба находились под хмелем, чем я и объяснил для себя такую неожиданную компанию — космические саперы крайне редко хороводились с кем-либо еще, кроме саперов же.
