к особняку. Вооружены.
Барсов встретил взгляд Калёнова: он слышал то же самое. В глазах полковника ГРУ стоял вопрос: пора?
Барсов помедлил, кивнул, отвернулся, сказал беззвучно, зная, что ларингофон распознает колебания горла:
– Глаз-два, есть новости?
– Идентифицировали урода с волосами ёжиком, – торопливо ответил оператор. – Бывший капитан спецназа МВД Бурятии, сидел за рэкет, сбежал, числится боевиком ИГИЛ.
– Понятно. Третий – глуши!
– Есть! – ответил лейтенант Виткер, отвечавший за включение генератора электромагнитных импульсов, блокирующих все виды связи.
И на весь посёлок Озёрный упала плита тишины: отключились мобильные телефоны и перестали работать телевизоры и видеокамеры.
Барсов глазами указал Калёнову на парней в камуфляже.
Калёнов кивнул.
Счёт пошёл на секунды…
* * *
Гаранин никогда не посещал дом Лавецкого, поэтому старался отмечать все детали маршрута, пока генерал вёл его в свой кабинет на втором этаже. По пути Лавецкому позвонили, он вытащил телефон, выслушал абонента, сказал: «Хорошо», – и вошёл в оставшуюся открытой дверь помещения.
Кабинет был просторен и заставлен старинной мебелью, выглядевшей как настоящий антиквариат. В нём свободно разместились два кожаных дивана, громадный стол из красного дерева с гнутыми ножками в форме звериных лап, шесть стульев, два кресла, спинки и сиденья которых были обиты материалом с красным ворсом, книжные шкафы, забитые рядами фолиантов с золотым и серебряным тиснением, и стеклянный шкаф с разными сувенирами.
За столом на стене висел портрет президента России, выполненный в виде старинной иконы.
Лавецкий указал на одно из кресел:
– Садитесь, Владимир Силович.
Гаранин помедлил, выслушивая по рации вопрос Барсова и ответ оператора, присел на краешек кресла, ощущая податливость мягкого сиденья.
Лавецкий устроился напротив.
– Докладывайте.
– Мы всё знаем, Валентин Сергеевич, – сказал Гаранин скучным голосом. – Кто в России курирует заговор, каким образом вы собирались ликвидировать президента, почему согласился Зеленов, кто за вами стоит за бугром. Хотел бы уточнить два обстоятельства. Первое: почему вы, генерал Росгвардии, призванной защищать конституционный строй государства и самого президента, согласились принять участие в заговоре? И второе: вы вхожи к президенту, почему же не пошли самым простым путём, не устроили мочилово в Кремле? Вы же профессионал спецопераций, великолепный знаток боевых искусств, могли бы применить приём из арсенала дим-мак [404], и президент умер бы, к примеру, от остановки сердца.
Суховатое костистое лицо Лавецкого не дрогнуло, только в глазах всплыли и утонули колючие огоньки. Не сказав ни слова, он принялся изучать лицо собеседника, словно выбирал точку для удара. Думал, взвешивал решение и наконец пришёл к какому-то выводу. По-прежнему не отвечая на вопросы визитёра, закинул ногу на ногу, поднёс к уху пластину айфона.
Гаранин покачал головой:
– Бесполезно, товарищ генерал, район блокирован для всех видов связи.
Лавецкий посмотрел на экран телефона, потыкал в него пальцем, сдвинул брови, задумался, обманчиво расслабленный и спокойный.
– Впрочем, я догадываюсь, почему вы не стали рисковать с убийством президента в Кремле, – продолжал Гаранин. – Везде натыканы телекамеры, охрана, свидетели, а вам ещё жить хочется, так?
Лавецкий молчал.
Гаранин подавил в душе червячок страха.
– Может, всё-таки объясните причину своего участия в заговоре? Честное слово, любопытно, чем можно купить такого человека, как вы.
Лавецкий положил руку на мягкий валик подлокотника, и Гаранин понял, что он подал сигнал.
– Вы не выйдете отсюда, полковник, – ровным голосом заговорил Лавецкий, не теряя самообладания.
Гаранин снова соболезнующе покачал головой:
– Выйду, Валентин Сергеевич, вместе с вами, не делайте глупостей, мы знаем, что на территории усадьбы базируется группа зачистки.
Брови генерала дрогнули. Несколько мгновений он изучал лицо Гаранина с тем же колючим блеском в глазах, встал. И тотчас же в кабинет вошёл рослый молодой человек в камуфляже, с пистолетом-пулемётом в руках.
– Проводи его вниз! – бросил Лавецкий, исчезая за дверью.
Парень шевельнул стволом «Кедра».
– Пошли!
Гаранин медленно поднялся, решая, звать ли Барсова на помощь или попытаться освободиться самому…
– Первый, включаемся? – донесла рация голоса Алексеева.
– Да! – ответил Барсов и прыгнул к бывшему капитану спецназа МВД.
Калёнов, не колеблясь, метнулся к одному из мордоворотов в камуфляже, не сразу сообразивших, что происходит.
Схватились за оружие они только в тот момент, когда Калёнов и отставший от него на корпус Яшутин преодолели половину разделявшей их дистанции, но было уже поздно.
Рука Максима Олеговича легла на руку парня, сжимавшую «Кедр», сдавила её так, что ладонь здоровяка превратилась в лепёшку, кости хрустнули, он вскрикнул, и Калёнов ударил его левой рукой в лицо, ломая челюсть. Выдернул пистолет-пулемёт у падающего, глянул на спутника.
Яшутин справился со своим противником не менее эффективно, разве что потратил на бой чуть больше времени. В результате столкновения амбал в пятнистом комбезе получил травму носа и надолго выбыл из строя.
А вот Барсову пришлось туго.
«Дикобраз» не только казался массивной глыбой камня, которую невозможно было сбить на пол ударом кулака, он и в самом деле прекрасно владел рукопашным боем, несмотря на кажущуюся неповоротливость и неуклюжесть, что и доказал в процессе короткой схватки, парировав несколько выпадов майора и умело ответив ударами ногой в коленную чашечку и «лапой барса»; этот специфический удар запросто мог сломать ребро, ключицу или руку противника. Барсов, к счастью, успел закрыться плечом, но, судя по заминке с ответом, удар его потряс.
Тем не менее, заметив, что спутники справились со своей задачей, а Калёнов направляется к нему, он хрипло скомандовал:
– К двери! Сюда бегут плохие мальчики!
Яшутин подобрал оружие своего поверженного противника, метнулся к выходной двери.
Однако Калёнов не послушался приказа.
– Спасайте полковника, – ответил он, – я разберусь с этим парнем.
Барсов, массируя плечо, замер на