Магазин Бестии Младшей во "Дворце" самый большой. Из столичных, может, и не самый крупный, но точно самый знаменитый.
День не рабочий, народу в магазине мало. Продавщицы, в основном не намного старше Хейс, хотя и скучают откровенно, в сторону пары школьниц взгляд нет-нет, да бросят. Глупеньких Младшая Ягр у себя не держит. Если вторая по значимости клиентка магазина хочет быть не узнанной — её никто не узнает и не побеспокоит. Софи и Хейс с шуточками успевают обсудить только пару маскарадных платьев, прежде чем появляется хозяйка.
Первой её Хейс замечает.
— Софи, кто это, такая красивая? — шепчет она
— Где? — Софи оборачивается: — Ой!
Чуть не падает.
— Сама… Всё пропало!
— Что пропало? — со странным акцентом осведомляется подошедшая к ним хорошо сложенная молодая женщина, явно имевшая среди родни богинь с Погибшего Материка.
— Па… Пантера!
— Да, меня так многие называют. И что тут такого? Почему бы мне не находиться в собственном магазине?
Хейс молча стоит рядом. Она почти сразу заметила, что Софи в магазине узнали. А теперь… Что бы там в школе про всеобщее равенство не говорили, здесь реальный мир.
Красавица поворачивается к Хейс. Та внутренне напрягается. Чуть руку на ножны не положила. Младшая Ягр тоже с мечом. Весьма логично смотрящимся за широким шелковым поясом. Платье невиданного Хейс покроя с широкими рукавами, всё в фантастических цветах. Холодных. Неживых.
С рознью между аристократами и всеми остальными, боролись всё время существования школы. Не то, что бы без успехов, но стоило появиться какой-нибудь Ленн, или её аналогу из другого лагеря — как всё начиналось по-новой. Аристократки и между собой неплохо грызутся. Достаточно Софи и Марину вспомнить. Или на несколько уровней выше глянуть — война Кэретты и Кэрдин.
Хейс невольно чуть не ссутулилась, вжав голову в плечи. Она никому не говорит, что стесняется своего высокого роста. В начале учебного года, увидев заметно вытянувшихся за лето одноклассников, решила было что всё, рост наконец остановился. Ан нет, к Новому году опять обнаружила, что выше всех, да и к весне ничего не изменилось. А тут, глядя на хоть и причудливую, но всё-таки гармонично сложенную младшую Ягр, становится вдвойне неудобно. Хейс кажется, что Ягр про себя смеётся над её неловкими движениями. Всё-таки, Ягр, как и Софи, из самых Древних Великих Домов. А Хейс откуда? Тут совсем некстати вспоминается грубая шутка Марины, за которую она от Хейс получила очередное "отвр" по поведению за десять дней: одну аристократку, когда речь зашла о происхождении, Марина срезала фразой "Мы все из одного места происходим!" И уточнила, из какого именно. Аристократка попыталась упасть в обморок.
— Ты Хейс? — тоном утверждения говорит Младшая Ягр, — Софи говорила о тебе. А даже если бы и нет — я Ягр, а мы всегда держим словом.
Софи не привыкать, когда пол магазина вокруг неё вертится, а вот для Хейс это внове. Кто такая Хейс, в магазине знать не знают, но видя, как с ней хозяйка и Софи разговаривают, предполагают кого-то очень важного.
А у Хейс, кажется, проснулся имеющийся у всех женщин инстинкт — набрать как можно больше вещей, большинству из которых навеки суждено сгинуть в недрах шкафа. Данный инстинкт в большинстве случаев сдерживается исключительно количеством денег. Хейс о деньгах сегодня может не думать, а Софи уже отдала Пантере подписанный императрицей чек.
Хейс смотрит в зеркало.
— Ой! Неужели, это я?
— Как видишь. Тебе бы ещё прическу соорудить — и вообще бы принцесса… Нет, молодая императрица была!
— Кто бы говорил…
— Я в императрицы не собираюсь.
Хейс смеётся.
— В императрицы, причём, без императора, у нас только Марина собирается.
— Не, из неё только Главный Сапёр получится.
— У нас нет такой должности.
— Ты и этим интересуешься.
— Время-то военное.
— Это верно.
Хейс закружилась.
— Софи! Здорово-то как!
Сын соправителя Яроорт. Объект слишком многих девичьих грёз.
Обожательниц, бегавших за ним повсюду, холодно игнорирует. Столь же холодно, то есть никак он не отреагировал и на распространенные Мариной стишки про него, самого оскорбительного содержания. На подначки друзей, что за такое Марину надо, как минимум, убить, холодно бросил: "Я с детьми не воюю".
Фраза дошла до Марины. И вызвала нескрываемую ярость.
Неожиданности не произошло.
На бал Яроорт пригласил Софи.
Поблескивает короткое алое платье Софи. Плечи обнажены. Словно колье охватывает шею. Лиф в четыре ряда отделан искусственными бриллиантами. В центре свернулась сверкающая камушками Еггтовская змейка. Черные перчатки. Черная сумочка на серебряном шнуре. Лакированные туфельки на шпильке.
В волосах сияет диадема.
Стены вздрогнули от дружного стона всех мальчишек школы. Стон удачно дополняло шипение всех девчонок, включая родную сестру красавицы.
Марину никто не пригласил. Самоубийц не нашлось.
— Смотри, веселись осторожнее, директор как-то говорил, что большой зал нуждается в ремонте…
Бал открывают лучшие выпускники. Хейс и — первая пара.
От второй пары буквально веет ледяной гордостью. Гордая осанка, невозмутимые лица, холод в глазах. Настоящие принц и принцесса. Яроорт и Софи. И пусть наряды из тех же ателье, что и у всех остальных. Что-то в осанке, в движениях скользит.
Вид сверху замечательный, только Марине не до того. Надо успеть установить заряды, протянуть проводку. А потом надо бежать на сборище неудачниц — алиби себе обеспечить. Всяко в первую очередь на неё подумают, так надо, чтобы её побольше народу видело, когда рванёт.
Сзади кто-то запыхтел. Какого?!
Марина резко (насколько позволяют балки перекрытия) разворачивается.
Дмитрий. Почему-то Марина даже не удивлена. Это одновременно и радует. И злит.
— Ты зачем сюда влез?
— Тебя искал.
— А за коим?
— Книги отдать.
— Занес бы в комнату.
— Тебя там не было.
— С чего ты взял? — осведомилась Марина, с середины фразы сообразив, что ляпнула глупость.
— Свет не горел, а ты ложишься поздно.
"Откуда он это знает? Наверняка, Сонька разболтала! Прибью сестренку!"
— Что ты замышляешь?
— Ничего!
— Марина, не обижайся, но ты довольно предсказуема. Даже школьные собаки знают, что ты можешь пребывать только в трёх состояниях: сидеть за книгами, устраивать гадости и спать. Так как сейчас ты не читаешь, и ни спишь — то остается одно.
— Люстры! Я хочу в конце была уронить на них!
