из Культиса. За ними, мерцая под действием поляризующей установки, которая должна была обеспечить незаметность ее появления, стояла маленькая летающая платформа.
— Любимая,— говорил Хьюго. Голос его был так тих, что едва долетал до скорчившегося за полуразрушенной стеной Донала.— Любимая, вы должны верить мне. Вместе мы можем остановить его; но вы должны разрешить мне вмешаться. Его власть огромна...
— Знаю, знаю,— прервала она его, ломая руки.— Но каждый день ожидания увеличивает опасность для нас, Хьюго. Бедный Хьюго,— она протянула руку и погладила его по щеке,— это я вовлекла вас в это.
— Вовлекли? Меня?— Хьюго сдержанно засмеялся.— Я вступил на этот путь с открытыми глазами.— Он попытался прижать ее к себе.— Ради вас...
— Сейчас не время,— остановила она его мягко.— И потом, вы это делаете вовсе не из-за меня. Из-за Культиса. Дело не во мне,— с яростью сказала она,— он не получит под свою власть мою землю.
— Конечно, ради Культиса,— сказал он.— Но Культис — это вы, Анеа. Вы — это все, что я люблю на Экзотике, но разве вы не видите, что все основано лишь на наших подозрениях? Вы думаете, что он действует против Сэйоны, но это не значит, что он действует против Культиса вообще.
— Но что же мне делать?— воскликнула она.— Я не могу действовать против него его методами. Я не могу обманывать, лгать и посылать шпионов, тем более, что у него все еще мой контракт. Я вообще не могу этого сделать. Вот что значит быть избранной.— Она сжала кулак...— Я в ловушке у собственного мозга, у собственного тела.— Вдруг она снова повернулась к нему.— Но когда я впервые заговорила с вами два месяца назад, вы ответили, что это очевидно.
— Я ошибался,— успокаивающим тоном ответил Хьюго.— Кое-что привлекло мое внимание, но я был неправ. У меня тоже есть принципы, моя Анеа. Может, они не достигают уровня вашей психологической блокады, но я тоже знаю, что такое честь и право.
— Да, знаю, Хьюго. Но я отчаялась. Я не знаю, что еще можно сделать.
— Если бы он только предпринял что-нибудь против вас лично...
— Против меня?— она фыркнула.— Он не посмеет. Я — избранная из Культиса. А кроме того, это было бы глупостью,— добавила она с таким здравым смыслом, которого в ней Донал не подозревал.— Он ничего этим не выиграл бы, только встревожил бы Культис.
— Не знаю,— Хьюго нахмурился.— Он мужчина. Когда я лишь подумаю...
— О, Хьюго,— она внезапно хихикнула, как школьница.— Не будьте таким смешным.
— Смешным?— Он был оскорблен.
— О, я не хотела вас обидеть, Хьюго. Перестаньте глядеть, как слон, хобот которого укусила пчела. Об этом нечего и говорить. Он слишком рассудителен для...— Она вновь хихикнула, потом вздохнула.— Нет, вам нужно бороться с его разумом, а не с сердцем.
— А о моем сердце вы не заботитесь?— он задал этот вопрос низким голосом.
Она глядела в землю.
— Хьюго, вы мне нравитесь...— сказала она.— Но вы не понимаете. Избранная из Культиса— это... это символ.
— Вы хотите сказать, что не можете.
— Нет, нет, не это,— она быстро взглянула на него.— Моя блокада не распространяется на любовь, Хьюго. Но если я вовлечена во что-то, пусть даже незначительное, но имеющее отношение к Культису, я не могу... понимаете?
— Я понимаю, что я солдат,— сказал он.— Но я никогда не знаю, будет ли у меня завтрашний день.
— Я знаю,— ответила она,— и они посылают вас с такими опасными заданиями.
— Дорогая, маленькая Анеа,— торопливо сказал он,— как мало вы знаете, что это значит — быть солдатом. Я добровольно избрал свой путь.
. — Добровольно?— она вопросительно посмотрела на него.
— Чтобы искать опасности, чтобы найти возможности самоутвердиться,— горячо сказал он.— Создать себе такое имя, чтобы все среди звезд знали, что я достоин избранной из Культиса.
— О, Хьюго!—воскликнула она с энтузиазмом.— Если бы вы только могли! Если бы вы прославились! Тогда мы победили бы его.
Он поглядел на нее так удивленно, что Донал в своем укрытии чуть не расхохотался.
— Неужели вы будете всегда говорить о политике?— воскликнул он.
Но Донал уже отвернулся от них. Не было смысла дальше слушать. В молчании он отошел на безопасное расстояние, а затем пошел быстро, не заботясь о соблюдении тишины. Короткая ночь северного континента Гармонии уже сменялась рассветом. Донал добрался до расположения своего отряда. Один из часовых окликнул его:
— Стой! Стой и назови ... сэр.
— Пошли со мной! — скомандовал Донал.— В каком направлении расположена Третья группа?
— Здесь, сэр,— часовой пошел вперед, указывая дорогу.
Дойдя до нужного места, Донал извлек свисток и вызвал Ли.
— Какого?..— послышался сонный голос откуда-то рядом. Гамак раскрылся, и на землю вывалился бывший шахтер.— Какого дьявола... сэр?
Донал обеими руками повернул его голову в сторону вражеской территории, откуда дул утренний ветерок.
— Нюхайте!—приказал он.
Ли замигал. Ухватил нос в горсть и сдержал зевок. Он глубоко вдохнул, наполнив свои легкие, ноздри его расширились— вся его сонливость неожиданно исчезла.
— Тот же самый запах, сэр,— сказал он, поворачиваясь к Доналу.— Только сильнее.
— Хорошо.— Донал повернулся к часовому:— Передайте приказ старшим командирам Первой и Второй групп. Пусть они посадят своих людей на деревья, достаточно высоко, и чтобы никто не зевал и не слезал.
— На деревья, сэр?
— Действуйте. Через десять минут каждый человек из отряда должен быть в дюжине метрах от земли, со своим оружием.— Часовой повернулся, чтобы выполнить приказ, а Донал добавил:— Если успеете, отправляйтесь к командному пункту и передайте им то же самое, если не успеете, взбирайтесь сами на дерево, понятно?
— Да, сэр.
— Исполняйте.
Донал принялся будить солдат Третьей группы и загонять их на деревья. В десять минут это не было сделано. Прошло не менее двадцати минут, пока все не оказались на деревьях. Группа дорсайских школьников выполнила бы это вчетверо быстрее. Тем не менее, думал Донал, устраиваясь на ветке, они успели вовремя.
Он не остановился, подобно другим, на высоте в двадцать метров. Автоматически, выгоняя солдат из гамаков, он заметил самое высокое дерево, взобрался на него и смог с его вершины осматривать окрестности, окружающую растительность. Прикрыв глаза от восходящего солнца, он рассматривал вражескую территорию.
— Что нам теперь делать?— донесся до него чей-то обиженный голос.
Донал
