фибрами своей души чувствовал нечто странное. Происходило нечто… грандиозное и масштабное, что сейчас ощущал каждый обитатель галактики. Это был действительно кошмар, а чего-то подобного не происходило более десяти тысяч лет. Отголосок этого чувствовался даже мной, здесь, в десятках тысячах световых лет от места происходящего, от того, что в миг поставило весь Империум на колени, приблизив его к окончательному падению даже ближе, чем это было во времена Ереси Хоруса.
Случился истинный кошмар и мрак сгустился даже в вечной тьме далёкого будущего, где не осталось ничего кроме бесконечной войны.
Глава 69
Я слышал надорвавшийся крик и жуткое молчание, что поглотило в этот момент даже грохот орудий и пулемёт. Так больно было слышать его, вопившего в казалось бы нескончаемой агонии. В тот момент он уже был мёртв и сознание затухло, лишь кровавая пелена окутала его разум и нескончаемый холод проникал всё глубже в его душу. Пробудившиеся лишь в последний момент инстинкты заставляли его бросать этот клич без слов, ему нужна была помощь, это был единственный шанс выжить и сделать всё то, ради чего его создала природа.
И от того было ещё страшнее, когда этот крик надорвался и затих, ведь ничто уже не могло помочь ему. Он умер за чужие цели и надежды на проклятой земле своего мира, в этой ненавистной скотобойне. Почему мы были здесь? Я даже на мгновение забыл это, продолжая лежать в грязи, оглушённый ударной волной, пока в небе что-то сияло за чёрными тучами. Но постепенно возвращалось понимание и звон в ушах стихал. Криг делал то, ради чего его создали, делая из нас тех, кем мы должны были стать.
Я заставил повернуть голову набок, начав оглядывать местность. И сразу же увидел торчащие наружу рёбра, кадет лежал в пяти метрах от меня, прочно сжимая связку из гранат. Этот образ будет ещё долго преследовать меня во снах, не давая забыть весь этот ужас. Но даже он померкнет в грядущем будущем, ведь всё это было лишь прелюдией перед истинным кошмаром, к которому нас готовили.
Перевернувшись на живот я начал ползти, пользуясь изуродованным ландшафтом, полным неровностей и укрытий из груд тел, воронок и разбитой техники. Я пол вперёд и затем начал лопаткой рубить кисть кадета. Он не хотел отпускать рукоять даже после смерти.
Но несмотря на то, что эта атака захлебнулась, в бой уже шла новая волна и вместе с ними выжившие встали снова. Поняв, что прорваться просто невозможно, затаившись среди тел, вколов себе убойные дозы обезболивающего мы ждали лишь ошибки от тех, кто посмел счесть нас уже мёртвыми. И вот раздался клич и выждав лучший момент я вскачил и со всех ног рванул к цели до которой оставалось каких-то пятьдесят метров, цена которых была высока, но могла быть ещё выше в десятки раз.
В этот момент где-то раздобывший гранатомёт Криворукий сумел попасть прямо в траншею, что прикрывала фланги окопавшегося танка. Пулемётный расчёт во всю строчил по скоплению пехоты, слишком поздно замечая меня. Ещё один вражеский кадет высунулся из траншеи с другого фланга, но через мгновение не снаряд, а целая мать его авиационная бомба взорвалась в его траншеи и ударная волна буквально подбросила его тело в небо метров на двадцать.
Он буквально летел переломанным мешком через поле боя словно какая-то кукла. Расскажи мне кто нечто подобное, я бы в это не поверил, но война… на ней порой доводилось видеть и нечто более невозможное, такое о чём никогда не покажут в фильмах или не напишут в художественной литературе, ведь такое нужно было увидеть, чтобы начать в это верить. И Бог-Император свидетель, отправляющиеся в полёт тела из-за многотонных авиационных бомб были малой частью того грядущего безумия.
Сердце моё бешено колотилось, весь мир был против меня, даже ландшафт пытался сломать мне ноги или хотя бы вывихнуть лодыжку. Но тела передо мной разминировали путь, храбрость и отчаянность союзников защитила меня от шального выстрела. Никакой удачи, лишь выносливость и скорость, град артиллерии и жертвы других позволили мне добраться до танка на расстоянии пять метров и совершить бросок.
Под адреналином я превзошёл самого себя. Связка была крайне тяжёлой, пять гранат, более трёх килограмм веса, далеко не все гвардейцы могли позволить себе бросить себе такую бандурину на десять метров, а уж точно бросить в гуще боя… тут даже криговцам с их тренировками требовалось отличаться среди всех других, либо сокращать дистанцию.
Но себя я недооценил и поэтому бросок выдался куда более мощным и эффективным. Пять кумулятивных струй поразили двигатель и вызвали пожар внутри, но даже в аду экипаж успел выстрелить ещё два раза осколочнофугасными, прежде чем случилась детонация боекомплекта и ударная волна с жутким взрывом вырвала башню, попутно сбив и меня с ног.
И только я упал, как тут же вскачил на ноги и шатаясь побежал к единственной возможности выжить. Надо было пробиться до траншеи и отбить её у врага, ведь нахождение на фактически открытой местности ничем хорошим не закончится. Прямо там сейчас тоже царил хаос, то и дело прилетали мины и снаряды, уравнивая всех кадетов вне зависимости от их личных качеств. В фарш превращались все и никакой справедливости в этом искать не стоило, лишь случай определял то проживёшь ты дольше других или нет.
Всё оружие я успешно просрал, ведь не верил в то, что даже добегу до танка. Поэтому чужой и полуразряженный лазган так и валялся где-то в грязи, а я снова взялся за пехотную лопатку. Кроме неё у меня ничего не осталось, впрочем, это уже куда больше, чем порой можно было надеяться.
Взгляд мой лёг на трупы, разорванные осколками. Разорванные шеи, изуродованные головы, хлыщущие из тазобедренных артерий потоки крови… некоторые кадеты уже были мертвы, но ещё не понимали этого. Их тела причудливо сгибались в жутких судорогах, будто бы они возвращались в сознание пытались встать и в ту же секунду теряли сознание снова. Они даже не кричали и лишь один из кадетов хрипел. Его тоже знатно порешетило, но он стянул жгутом свою ногу и опёршись плечом на край траншеи уже начинал целиться, направляя дуло своего лазгана на меня.
В
