Ознакомительная версия.
Запах. Этот запах.
Запах сырой земли и дохлых насекомых.
Из-за поворота, из непроглядной тьмы выплыла конструкция, похожая на похоронную платформу, увенчанную столбами. Болотные огни мерцали по ее корпусу.
Дрезина. Низкая плоская повозка с мощным электромотором и четырьмя фигурами по углам.
Нелюди.
Замерли как статуи. Не шелохнутся. Смотрят вперед? Назад? По сторонам?
Непонятно.
Стоят, затянутые в эти свои черные бесшовные одежды похожие на чулки. Светофильтры на глазах, как консервные банки. Два крупнокалиберных пулемета на поворотных станинах с бесконечными лентами патронов.
Кровник обмер – один из них шевельнулся.
Нет.
Показалось.
Дрезина, не сбавляя хода, медленно проехала мимо тоннеля, в котором, затаив дыхание, жались к стене казачки. Исчезла из поля зрения. Звук и свечение стали удаляться.
Кровник подождал секунд двадцать, поднялся, отряхиваясь.
– Щаз бы лук такой, как у Рэмбо во второй части! С гранатами на стрелах! – громким шепотом сказал кто-то из казачков. – Бдж в центр между ними! Все готовченко!
– Да, – сказал из темноты Моро. Кровник почувствовал запах мандарина: он жевал жвачку.
– И много тут таких прогуливается? – спросил Кровник.
– Не знаю. Всегда по-разному…
– Далеко до «Героев Черноземья»? – спросил Кровник.
Он видел слабое свечение монитора.
– Семь минут, если очень быстро…
– Значит очень быстро! – Кровник спрятал часы в карман. – Смотрите под ноги! Бегом марш!
Они бежали очень быстро. Бежали, следуя безмолвным указаниям Моро, летящего впереди, стараясь не отставать от него и не споткнуться о шпалы.
Моро затормозил – да так резко, что Кровник врезался в него.
Остановились тяжело дыша. Один потирает плечо, другой держится за грудь.
Казачки стояли, уперев руки в колени.
– Все… – сказал Моро, проглатывая буквы, – теперь вам прямо по рельсам, не сворачивая. Минут пять, лучше молча… на случай, если он уже там.
Моро кивнул на геймбой в своих руках:
– А он уже там.
– Кто он? – спросил Кровник.
– Король Оранжевое Лето, – пропел пацан тоненько, – золотоглазый мальчуган…
Смотрели на него во все глаза.
– Прощайте, – сказал он, и крохотный экранчик потух…
– Ты че, не с нами? – спросил Чеботарь.
– Нет, – широко улыбнулся пацан. – Больше мы ни о чем с Жанной не договаривались.
Он улыбался. Он, улыбаясь, сунул геймбой в карман куртки, развернулся и ушел обратно в туннель, из которого только что пришел.
Растворился в темноте.
– Повторяю, – сказал Кровник, так и не отдышавшись. – Убивать всех, кто не похож на девочку, которая была со мной. Не стрелять – только в девочку и друг в друга. Всех остальных – убить. Как только девочка будет рядом со мной – то есть я буду держать ее за руку – уходим. Проверить оружие. Смотрите на меня. Запомните сигналы: если я показываю…
Они, переступая аккуратно и внимательно глядя под ноги, шли вперед. Кровник услышал тонкий далекий звук. Крупное насекомое летало где-то под сводами, мелко рубя воздух своими крыльями. Бабочка? Стрекоза?.. Звук облетел их, исчез и проявился вновь совсем в другом месте. Кровник услышал, как тонко запищало в правом ухе. Затем он увидел, как дрогнули узкие зеркала рельс. Почувствовав пустоту в желудке, он положил ладонь на живот. Несколько шагов – и из тоннеля на них бесшумно выплыла «Героев Черноземья».
Он, наверное, сошел с ума, он свихнулся окончательно – но она странным образом была похожа на Оперу, в которой всего лишь однажды довелось побывать Кровнику. Ее сцена была так же богато декорирована багровым.
«Героев Черноземья». Она была в два раза больше самой большой станции метро из тех, что Кровник когда-либо видел. Сильный источник света располагался в ее дальнем конце. Остальная часть пространства была погружена во тьму. Они, привстав на цыпочки, какое-то время рассматривали ее, потом медленно прокрались под темные высокие своды. Ступая по рельсам, начали смещаться глубже, оставляя тоннель, по которому пришли, за спиной. Головы их еле выглядывали макушками над перроном.
Тускло блестящий покатыми боками локомотив стоял, словно большой пароход, приплывший по подземной реке и причаливший к широкой гранитной пристани «Героев Черноземья». Два темных бронированных вагона без окон.
Стоят без единого звука. Замерли на месте. Кровнику какое-то время казалось, что станция продолжает двигаться мимо него – мимо этого бронепоезда – настолько неподвижным казался он.
Они сместились подальше от выхода из тоннеля, нащупали лестницу для обходчика путей и поднялись на платформу во тьме, недосягаемой для прожектора. Рассредоточились среди одинаковых квадратных колонн. Колонны росли из пола в потолок, словно лес, и были отделаны прохладным красным мрамором. Вся станция была от пола до потолка отделана этим мрамором. И был этот мрамор какого-то специфического гранатового оттенка.
Прямо посреди платформы, рядом с поездом Кровник увидел Девочку. Стоит, опустив руки по швам и глядя себе под ноги.
Стоит прямо посреди платформы. Справа от нее и чуть позади – человек в затертом до блеска зеленом костюме.
Паршков.
Но не он – и даже не Девочка – приковали внимание Кровника. И даже не третий, стоящий рядом с ними.
Хотя этот третий, возвышавшийся над Паршковым и Девочкой, – в другой момент был бы достоин отдельного внимания. Его белый вспучившийся лоб – словно глыба льда. Он ненормально огромен и бледен. Его белые как мел руки, которые он сложил на рукояти своей трости, похожей на фонарный столб – тоже огромны. Он шевелит своими посиневшими губами, крашеными поверху яркой помадой и блеском для губ. Сияющая кинозвезда, сбежавшая с собственных похорон. Его кожа под скальпелями, хрящи носа и кости лица, сломанные крохотными зубилами хирургов – все это застыло как гипс. Застыло в одном незыблемом образе. Ни единого шрама. Вечный мальчик из черно-белых тридцатых. Тарзан на все времена. Джонни Вайсмюллер собственной персоной, сошедший с экрана. Душекрад Смертеев. Один из трех баронов, вырезавший в своей гнилой тыкве это лицо.
Сейчас он удостаивается беглого взгляда.
Кровник во все глаза смотрит на большие электрические софиты, которыми высвечен перрон. Он видит большой предмет на треноге. Нелюдь, находящийся рядом с предметом, наклоняется и смотрит в круглый окуляр: он целится из него – из этого предмета – во всех сразу и в каждого в отдельности.
Это кинокамера. Настоящая большая кинокамера, которой снимают кино. А рядом с ней оператор. Кровник отчетливо видел его хорошо освещенное лицо. Неуловимо знакомое решительное лицо. Лицо немецкого солдата с фашистского пропагандистского плаката.
Ознакомительная версия.
