Ознакомительная версия.
Только он об этом подумал, как пламя и добралось.
Эту картину – крушение летучего корабля – слав запомнил на всю свою жизнь.
Ахнуло так, что небу стало жарко. Вместо Дирижопля у него над головой расцвёл гигантский цветок из ослепительно-белого пламени. Невероятной силы вспышка озарила всё пространство вокруг, превратив на несколько долгих мгновений могильный мрак ночи в ясный день, и небо сверху донизу потряс громовой удар. Казалось, в этот момент даже дождь от удивления прекратил лить свои вечные слёзы – когда горящие клочья многошара вперемешку с кусками обшивки палуб ярким фейерверком разлетались в разные стороны… Ещё несколько мгновений летучий корабль оставался висеть на прежнем месте, словно не понимая, что с ним произошло, а затем вздрогнул всем своим большим корпусом, как тяжко раненный зверь в предсмертной судороге, и пылающим камнем рухнул вниз… Вниз – мимо Благуши, и даже сквозь плотную кожу камильного костюма слав ощутил, как всё его тело обдало нестерпимым жаром…
* * *
Минута тихо всхлипнула, прижимаясь к Благуше чуть сильнее, и его мысли вернулись к яви. Перед глазами снова проступил провал в центре городской площади, слабо дымящиеся обломки Дирижопля вокруг провала и люди, рассевшиеся вокруг самих обломков Благуше ничего не оставалось, как покрепче обнять девицу, скорбя вместе с ней. Да, Бова так и не прыгнул. Не успел. Гениальный изобретатель домена Простор погиб в своём собственном изобретении… А вот другое его изобретение, камильные костюмы, по-прежнему исправно выполняли своё дело – защищали от ветра, холода и дождя… не защищали они только от тревожной усталости, от той неопределённости положения, в котором все оказались. Эта история ночного крушения порядком вымотала всех без исключения. Вот Благуша с Минутой и дожидались утра, стараясь согреть друг дружку не столько тесными объятиями, сколько теплом своих сердец. При этом время от времени то один, то другой впадал в какое-то полузабытьё… а когда сознание возвращалось, чёрный провал в центре костра невольно вновь и вновь притягивал взгляд. Наверное, это могло бы быть забавным, грустно подумал слав после очередного такого пробуждения. Забавным – ежели забыть на минутку, что Бовы с ними больше нет. Да, забавным, оторви и выбрось… Ведь, по свидетельству тех, кто оказался в момент падения летучего корабля ближе всех к этому месту, пылающий, как гигантский факел, остов Дирижопля врезался прямо в маковку огромной статуи Олдя Великого и развалился на отдельные куски, рассыпавшиеся по окружности постамента. А затем всё случилось как в рассказе Проповедника: громовой голос загремел что-то грозное с небесной высоты (с испугу, как когда-то и Проповедник, никто не разобрал, что именно), статуя засияла всеми цветами радуги и, медленно вращаясь вокруг оси, погрузилась в землю, оставив после себя бездонный провал. Проход в Центр Управления был открыт. Вот только некому было их туда вести.
* * *
Время текло медленно, словно кисель из опрокинувшегося стакана, и казалось – утро никогда не наступит. Но вот где-то в неописуемой дали в небо ударил луч света, и начало разворачиваться Небесное Зерцало, неся свет и тепло. Длинная ненастная ночь, полная бед, наконец закончилась. Народ вокруг почти догоревшего костра начал потихоньку шевелиться, кто – поднимаясь, чтобы размяться, кто – перебрасываясь отдельными, ничего не значащими фразами. В общем, кто как мог, так и приходил в себя. Встрёпанные, дрожащие, с пятнами грязи на одежде и лицах, горе-путешественники скорее напоминали шайку какого-то нищего бездомного сброда, чем команду научной экспедиции.
Глядя на своих товарищей по несчастью, Благуша через силу усмехнулся и едва слышно пробормотал под нос:
– Большому кораблю – большое кораблекрушение…
Словно услышав его, Ухарь вдруг резко поднялся с корточек, выпрямившись во весь рост, и громко пробасил, обращаясь ко всем сразу и – ни к кому конкретно:
– Ну, народ, вы как хотите, пар вам в задницу по самое не хочу, а я пошёл искать Бову. Может, лежит где покалеченный, помощи ждёт, а мы тут… А, да чего там рассусоливать, пошёл я!
И, махнув рукой, махинист решительно зашагал к ближайшей улице, ведущей с площади в город. Народ загомонил, поднимаясь на ноги и разбредаясь в разные стороны по примеру махиниста. Воха с Пивенем подались было вслед за Ухарем, но Проповедник, придержав обоих, старого и нового, приятелей махиниста за локти, что-то шепнул и увлёк в другую сторону. Благушу же, который тоже вскочил, намереваясь догнать Ухаря и сказать правду, остановила Минута:
– Не надо, Благуша. Пусть походит, успокоится. Он ведь и так поедом себя ест, считая, что гибель корабля на его совести. Не хватало ему ещё о Бове говорить. Пойдём-ка и мы побродим вдвоём.
Когда они отошли в сторонку, вступив на первую попавшуюся улицу, Благуша со вздохом поинтересовался:
– И долго мы будем скрывать это от остальных?
– Не знаю…
– Нужно что-то делать, Минута. Что-то решать. Может быть, нам самим придётся спуститься в Центр Управления доменом и исполнить то, что хотел Бова. Разобраться в причинах…
– Постой. Откуда ты знаешь про Центр Управления? Бова тебе сказал?
– Нет. Я сам… само как-то пришло, оторви и выбрось…
Минута остановилась, с явным беспокойством заглянув славу в глаза:
– Благушенька, не знаю, как тебя, а меня очень тревожат эти знания, что приходят к тебе без спроса. Как бы не вышло какой беды…
– Мне и самому не слишком всё это нравится, – смуро признался слав, безотчётно рассматривая древние, замшелые дома, обступившие их с двух сторон улицы.
Именно в этот момент голос, прозвучавший у них едва ли не над ухом, голос, знакомый до боли, заставил обоих подскочить на месте:
– Что там тебе опять не нравится, слав?
Обернувшись, Благуша с Минутой лицом к лицу столкнулись не с кем иным, как с самим Бовой Конструктором, разглядывавшим их с усталой улыбкой человека, преодолевшего всяческие лишения, чтобы добраться наконец до них. И, ясен пень, обомлели от очередного потрясения Бова выглядел сильно постаревшим и осунувшимся после этой ночи, а его покоробившийся от жара и потемневший от гари камильный костюм носил явные следы сильного огня. Но Бова был живой – и это было главное!
– Не может быть, оторви и выбрось…
Минута радостно кинулась к Бове и повисла у него на шее, обвив руками.
– Я верила, что ты остался жив!
– Бова? Ты? – растерянно бормотал слав, застыв на месте. – Но ты же…
– Тихо, слав, не шуми, – негромко успокоил его настоятель, продолжая слабо улыбаться, – не волнуй народ понапрасну.
Ознакомительная версия.
