Ознакомительная версия.
Вот на этом самом моменте до него и дошло. И облегчение Ухмыла при виде вроде как мирно забавляющихся елсов словно ветром сдуло. В диком ужасе, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке, бандюк перевёл взгляд на поджаривающуюся тушу. Затем обратно. И опять на тушу. Тощая, рёбра выпирают, жир почти не капает – руки-ноги приставить, что получится?
– Ватаман, – враз до предела охрипшим голосом проговорил Ухмыл. И было в его голосе такое страшное напряжение, что все бандюки, разом перестав улыбаться елсовым частушкам, резко повернули к нему головы, а ватаман, подавшись ближе, судорожно стиснул могучей дланью рукоять своей сабли и не менее напряжённо выдохнул:
– Ну?
– Ватаман…
Ухмыл поперхнулся, не в силах продолжать дальше. Ему стало дурно. Ему, закалённому в бродяжничестве, сражениях и грабежах! Да он вообще не помнил, чтобы ему было так дурно. А тут стало.
– Да говори же, кровь из носу, что душу-то тянешь!
– Батько… нашёл я Скальца.
Ватаман вылупил глаза:
– Где?!
– А вот туда глянь, – с несчастным видом сказал Ухмыл, показав рукой в сторону костра и стараясь сам туда больше не глядеть. – Там камильный костюм валяется. Самый настоящий.
Ватаман, Жила и Буян уставились в указанном направлении как по команде. И долго-долго не могли отвести взгляда. Не оттого, что не могли разглядеть, а потому, что сознание отказывалось воспринять случившееся. Такого кошмара даже им, бандюкам, в своей жизни лицезреть не доводилось. Нет, подумал Хитрун, гневно раздувая ноздри навроде породистого коняги, не заслужил Скалец такой участи, даже ежели бы и три раза нас предал, да и никто не заслужил, ни один человек во всём этом проклятом мире!
– Не может быть, усохни корень… – Жила поспешно наклонился к ближайшему кусту, и в темноте послышались отчётливые давящиеся звуки.
– Так, значит, не врут легенды-то, – с вмиг вспыхнувшей злобой сказал Буян, заводясь в соответствии со своим характером и заметно повышая голос. – Так, значит, и нас они так же порешат, мудаки волосатые! Так, значит…
– Тихо! – Ватаман схватил Буяна за грудки и с силой встряхнул, выговаривая тому быстрым злым шёпотом: – Никак силой хочешь с ними померяться, кровь из носу? А по рогам ты их уже посчитал? Сколько на каждого из нас придётся, проверил, пустая твоя башка?! Сумеешь с тремя-четырьмя елсами справиться, мститель ты наш народный?
Сзади ватамана послышался шорох, затем треск хвороста.
– Тихо там, не елозьте, – так же зло одёрнул ватаман Жилу с Ухмылом, не оборачиваясь, так как был занят Буяном. Эх, достали его уже эти лоботрясы до самых печёнок! До самой смерти ему с ними возиться, что ли?
И уже в третий раз попытался увести свою ватагу прочь:
– А теперь всё, рвём отседова лапти незамедлительно!
– Да это не мы, батько, – сдавленно ответил Ухмыл. – Ты обернись…
Хитрун, сразу смекнув, что дело плохо, обвернулся уже с выхваченной саблей, давно застоявшейся без подобающего ей занятия. И страшно скрипнул зубами. Он даже не подозревал, насколько их дело плохо.
Они были окружены.
Со всех сторон.
Насмешливо скалящимися рогатыми харями.
Теми самыми, что недавно сидели возле костра, а заслышав шум, вмиг оказались возле них. И теперь елсы не казались безобидными слушателями частушек – у каждого в руках грозно красовался здоровенный, под стать им самим, трезубец, переливаясь острыми полированными гранями в текучих отблесках костра.
Бледные Жила и Ухмыл тоже выхватили сабли, отступая поближе к своему ватаману, а Буян лишь ощерился, снова наливаясь бешенством и боевым азартом – словно готов был рвать елсам глотки голыми руками, а ежели придётся, то и зубами. В голове у Хитруна горячо забилась одна только мысль – за так меня не возьмёте, кровь из носу, хоть одного, но унесу с собой! И ещё, в каждом движении его пронизывало ощущение лютой смерти, которую он готов был подарить этим вражьим харям.
Но елсы, окружив их плотной стеной, почему-то расправляться с ними не торопились. Словно чего-то ждали. Оказалось, и вправду ждали – из темени вдруг выступила ещё одна фигура, да такая, что бандюки поневоле охнули и попятились, да, спохватившись, замерли – некуда было пятиться. Такого громадного елса: на две головы выше остальных, с рогами на голове – что твои оглобли, с брюхом – что хороший погреб, тушей которого – поперёк себя шире вполне можно было целую избу заслонить, они и представить бы не смогли. А тут – сподобились узреть.
Теперь никто уже более не сомневался, что живыми они отсюда не уйдут. И приготовились продать свою жизнь как можно дороже, прежде чем окажутся на месте злосчастного Скальца. В виде жаркого на вертеле.
Громадный елс между тем (по-видимому, сам елсов пахан) спокойно окинул бандюков ничего не выражающим взглядом громадных чёрных глаз – каждый с хороший бельевой таз – и непонятно проворчал низким басом, разевая не пасть, а целые ворота:
– Плохи. Совсем плохи людишки. Без программной корректировки не обойтись. И как Смотрящий таких в свою команду допустил? Сразу видно, молод ещё, неопытен. Но ничего, ничего, поможем, работа у нас такая. Ладно, ребятушки, гасите их!
Не успела ватага опомниться и что-либо предпринять, как в круг выскочили двое анчуток – как показалось ватаману, прямо из-под ног взрослых елсов. И направили на ватажников свои коротенькие острые рожки. А рожки странно загудели…
Вмиг холодное оцепенение разлилось по телам бандюков, сковав их члены надёжнее железных цепей. Только ватаман сумел ещё слабо дёрнуться, желая дотянуться саблей до необъятной шеи пахана елсов и опробовать её на прочность, да и то от зверского усилия у него сразу потемнело в глазах. И сознание его померкло.
Затем с тёмного неба, заслонив на миг редкие звёзды, спикировали железные феликсы и, подхватив одеревеневшие тела бандюков, унесли их прочь, в неизвестность. Но бандюки этого уже не видели.
Глава двадцать девятая,
в которой путешественники узнают много нового о своём мире
Жизнь – это наклонная плоскость, по которой ты катишься вниз или карабкаешься вверх.
Третьего не дано.
Апофегмы
Один за другим, перевалив через край круглого провала, спускались люди из команды Бовы Конструктора вниз – по спиральной лестнице, полого вившейся внутри гигантского колодца и уходившей на неведомую глубину. Окаймлявшие лестницу перильца позволяли не опасаться высоты, не жаться к стенам, целиком состоявшим из лазурного байкалита, – шагай себе и в ус не дуй. И пусть незримое в данный момент дно устрашающе чернеет под ногами – после крушения Дирижопля, от которого люди ещё не успели прийти в себя полностью, напугать их было непросто.
Ознакомительная версия.
