Тина отправила вторую пару к другим цистернам, открывать остальные задвижки. Пусть льётся!
Через сорок минут всё было готово для диверсии: ручей дизельки образовал в зарослях рапса целое озеро. Первая пара "черепашек" в соответствии с программой сохраняла дистанцию с "озером" и непрерывно пятилась назад.
Одна команда.
Одна искра.
И заполыхает огненный ад.
Что-то удерживало Кристину от ввода последней команды. Она видела, что всё готово, и знала точно, наверняка: что-то не так. Что-то было неправильным, ущербным. Что-то далеко выходило за рамки её ненависти, за границы её представлений о справедливости.
От мучительных размышлений закружилась голова. Испугавшись возможности вновь соскользнуть в безумие, она перевела "черепашек" в режим "прятаться, но быть готовым к действию" и отвлеклась от монитора.
Вышла из машины.
Подняла голову к небу.
Леонид сказал: "Мы - маленькие люди".
"Кому мы нужны? Кому мешали? Жили, как умели. Радовались, чему могли. Нам было хорошо. И нам всё подходило. Почему нас убили? Почему, вдруг, мёртвые Иванковы стали удобнее живых?"
Слёзы давно проложили себе дорожки на её измождённом лице, а она никак не могла опустить голову.
Почему любовь тех, кто как "пыль под ногами", оказалась разменной монетой чьей-то жадности и ненависти?
Наконец она опустила глаза. И увидела пыль, что была под ногами. Там полз жук. И несколько муравьёв. А чуть в стороне, на качающемся кукурузном стебле, сидел воробей. Не чирикал, и не крутил головой. Просто сидел себе и всё. Может, всё ещё спал?
- Доброе утро, - сказал кто-то сзади.
Она обернулась: улыбчивое небритое лицо. Мужчина. Серые шорты и грязные босые ноги. А ещё красные глаза и плохо расчёсанные волосы. Сухой, плечистый, загорелый. В руках авоська. Что-то в посёлке купил. К завтраку.
- С вами всё в порядке? - мужчина всё ещё улыбался. - У нас тут лагерь, а я за дежурного. Хотите чаю? Кофе тоже есть. Я и сахар купил.
- Я сейчас сожгу здесь всё, - глухо сказала Кристина. - Поднимайте своих и уезжайте. Срочно.
- А нельзя ли отложить на несколько часов? - беспечно спросил мужчина. - У нас там дети. Вчера допоздна на море, а потом едва уложили... но это скорее правило. Мы тут дикарями. Проснутся они не скоро. А с пожаром ведь можно и подождать, верно?
"Он мне не верит, - поняла Кристина. - Он думает, что это я так шучу".
Не дождавшись от неё ответа, мужчина пожал плечами и прошёл мимо. Но отойдя на несколько шагов, обернулся:
- А с пожаром вы не спешите. Ветер!
Кристина посмотрела на лесополосу: верхушки деревьев заметно раскачивались в сторону посёлка.
- Переменится, - неохотно выдавила из себя Кристина.
- Нет, - покачал головой "дикарь". - Не переменится. Это я вам, как метеоролог говорю. Уже вторую неделю стационарный антициклон над Ледовитым океаном, опустился и накрыл центральную часть Европы, заблокировал обычный в нашем полушарии западный перенос. Вы это и по радио можете услышать. А по телевизору каждый день показывают бедствия: в Европе ливни и наводнения, а у нас засуха. И устойчивый постоянный ветер. Не переменится!
Он повернулся и зашагал себе прочь.
- И что из этого следует? - крикнула ему в спину Кристина.
Дикарь чуть замешкался, но всё-таки обернулся:
- Из этого следует, что если вы подпалите эти поля, огонь двинется сюда, к посёлку, - крикнул он в ответ. - И дома будут стоять чёрные. И люди месяц будут дышать дымом...
И он ушёл.
А Кристина смотрела на крыши высоток, застенчиво выглядывавшие из зарослей кукурузы, и думала про десять тысяч душ, которые вскоре начнут задыхаться от чада анаши. И будут дышать этой отравой не день и не два...
Это им она собиралась мстить?
Она была в ужасе.
То, что она была готова сделать, уничтожило бы не один мир, и даже не тысячу. И жук с муравьями, и призадумавшийся воробей с десятью тысячами жителей посёлка... всё бы сгинуло в пламени и дыму её мести.
***
Натикрис безучастно следила за опадающими лоскутами несостоявшегося реала и всё пыталась понять, что она сделала не так? В чём была ошибка?
Адаеве оставалось только приказать подобиям жизни. А те бы не стали мешкать: заискрились бы конечностями, воспылали бы огнём, и вот, яростная стена пламени, насыщает корзины её улья на многие циклы вперёд.
Ведь у других получалось!
Всего-то пять сотен километров к полюсу, а тамошний улей до сих пор процветает. И ещё долго будет цвести голубыми змейками своих лучших жнецов. Или те, на островах? А ещё в горах, к востоку отсюда...
Почему же ЭТО не получилось здесь? Мало злобы? Не хватило ненависти? Ведь всё было готово! Как же так?
Всё ближе подступал морок безличия.
"Так и должно быть, - безучастно думала Натикрис, теряя сущность. - Сеятель прислал джокера, и адаева прислушалась к нему, а не к своей ненависти. Всё могло быть по-другому..."
***
Чем усерднее Леонид жевал бутерброд с бужениной, тем больше мясо напоминало полоску пластика, по ошибке положенного поверх куска хлеба с брынзой. Когда ощущение лишнего во рту стало непереносимым, он сплюнул кашицу на пол и отложил остатки бутерброда с чесноком в пакет с едой. Ещё была чашка с чаем. Принюхался. Пригубил. Горячий чай. Сладкий и вкусный.
Дежавю было столь сильным, что он, опрокинув шезлонг, вскочил на ноги. Ощущение надвигающейся беды и невосполнимых утрат.
Леонид уронил чашку и, позабыв протереть руки влажным платком, дал команду самоходкам "спрятаться и замереть". А потом, неловко прижимая к груди ноутбук, побежал к выходу из галереи.
Теперь ему было не просто страшно. Он был в ужасе.
И там была Тина. Одна. Против равнодушного жестокого мира. Неподалёку от выхода на поверхность "проснулся" мобильник.
- Алло?
- Лёня?
- Да, Алексей Викторович, слушаю.
- Ты вот что, Лёня. Закругляйся там. Акт я вам и так подпишу. Есть дело, срочное. Механику свою оставь, после соберёте. Езжай за Кристиной и вдвоём ко мне. Тут у меня импортные товарищи твоей работой интересуются. Так что поспешите. Они торопятся.
