Ознакомительная версия.
– Слетаются, как пчелы на мед, – заметил Саймон, раскладывая пулеметные сошки на подоконнике.
– Не жалеешь, что ты здесь, а не с ними? – спросил его я; очевидно, любопытство мое умрет последним, пропустив вперед даже надежду.
– Какая разница, жалею или нет, – уклончиво ответил британец и прильнул к прицелу пулемета. – Что сделано, того не воротишь. Но знаю абсолютно точно: я бы сожалел гораздо больше, если бы мне пришлось стрелять по вам и по детям...
Бернард заметил перегораживающий дорогу «хантер» на спущенных колесах и понял, что очутился он там отнюдь не случайно. Не добавили Мяснику радости и тела его бойцов, распластанные на подъезде к заставе.
– Отряд – стой! Спешиться! Занять оборону! – взревела рация открытым текстом – старый вояка если и не унюхал западню носом, то в любом случае мог легко предугадать ее.
Конечно, отрядом, это назвать было нельзя – количество прибывших бойцов Первого едва ли тянуло на его половину, – но я-то прекрасно знал, что у противника на подходе довольно крупные силы, а потому не стал дожидаться, пока те соберутся вместе и ударят скопом. Передернув затвор штурмовой винтовки, я вскинул ее к плечу, взял на мушку первый автомобиль и открыл огонь.
Это послужило сигналом для остальных. Слева из окна до меня долетели грохот «земляка» Михаила и тяжелое уханье карабина Гюнтера. Справа, в другом конце казармы, Саймон прильнул к пулемету и короткими очередями начал долбить по вражеской колонне, а внизу Вацлав, зажав автомат в слабеющих руках, старался сдержать данное мне обязательство о «пяти бернардовцах».
Не смог вовремя вступить со своим инструментом в нашем слаженном оркестре только его наихрабрейшая честь. Автомат магистра самым обидным образом переклинило, что вогнало собравшегося было покуражится Конрада в яростное негодование.
– Патроны, ваша честь! – прокричал я отбросившему оружие коротышке. – Не забывайте про патроны! Снаряжайте магазины и разматывайте ленты!
Наш залп серьезно попортил два передних «сант-ровера» и даже умудрился поджечь один из них, однако живой силе противника особого ущерба не нанес. Классность подготовки бойцов Первого вызывала восхищение: едва ли не синхронно распахнулись дверцы джипов, и Охотники кинулись врассыпную, занимая оборону за торчащими кругом в изобилии бетонными обломками. Пару человек мы таки зацепили, но у них хватило сил добраться до укрытий самостоятельно. Убитых же не оказалось ни одного – выверенность действий преследователей невольно заставляла проникнуться к ним уважением.
Заметив метнувшуюся вбок коренастую фигуру Бернарда, я повел стволом в том направлении. Но главнокомандующий являл собой просто образец проворности, и пули мои, взрыхлив почву буквально у его каблуков, Мясника не задели.
Загремели ответные выстрелы. То и дело пули Охотников влетали внутрь и откалывали целые куски штукатурки на потолке, а потому нам уже становилось опасно излишне маячить перед окнами.
– Береги патроны! – крикнул я Саймону, когда тот менял пулеметную ленту. – Пока все идет как надо – они задержаны и рассеяны! Еще десять-пятнадцать минут, и можно будет сваливать отсюда!
– Согласен! – кивнул Саймон. – Мы попортим их джипы и они уже не двинутся с места! Однако, Эрик, скоро явятся другие, и это здорово меня пугает!
«Меня тоже», – хотел ответить я, но промолчал – незачем командиру, пусть и бывшему, лишний раз выказывать свою неуверенность.
– Хенриксон! – внезапно очнулась лежавшая рядом со мной рация. – Я знаю, что ты меня слышишь, грязная собака! А ну-ка потявкай в передатчик – я хочу знать, что ты еще жив!
– Ну где же ваша хваленая британская учтивость, мистер Уильямс? – нажав кнопку передачи, укоризненно «протявкал» я. – Вам, замечу, не к лицу базарный жаргон...
– А-а-а, живой и как всегда пышущий сарказмом! – В голосе Мясника просквозила какая-то нездоровая радость. – Признаю, ты меня не разочаровал: подсунуть рацию соплякам было просто гениальной идеей! А я ведь и впрямь чуть не купился на это!
– О, весьма польщен! – снова снизошел на иронию я. – И если бы вы могли видеть сейчас мое лицо, то узрели бы на нем румянец моей задетой скромности...
– Слава Богу, я вовремя догадался, что это очередная твоя подлянка – не тот ты человек, чтобы так опростоволоситься! Но теперь-то, иммигрантский выродок, ты уже никуда от меня не денешься!
– Опять грубите!
– Я джентльмен только с джентльменами, а не с теми, кто стреляет братьям в спины, пора бы и усвоить!..
– Я запомню на будущее...
– Ха-ха, да нет у тебя больше никакого будущего! Слушай сюда: я так понял, что ты выгораживаешь улепетывающих детишек Проклятого? Что ж, похвально, но только мне в отличие от магистра Аврелия плевать и на них и на эту рыжую шлюху – пусть уходят! Я пришел за твоей головой, а потому говорю откровенно: сейчас вы все подохнете! Переговоров не будет! Предложений о сдаче не будет! Так что пока есть время, попрощайся со своими прихлебателями, ибо жить вам осталось совсем недолго! Конец связи!
– Но, мистер Уильямс, а как же... – начал было я, но договорить: «...гостеприимные объятия Трона Еретика?» не успел – внимание мое привлек ползущий к «хантеру» Бернарда его боец. Но вот незадача – для меня автомобиль главнокомандующего был скрыт уцелевшим пролетом бетонного ограждения.
– Михаил! – заорал я в окно на торцевой стороне казармы, – вам колымага Мясника должна быть лучше видна! Будьте внимательны: к ней крадется один ублюдок, и явно не за забытой канистрой пива!
– Вас понял – прослежу! – отозвался русский и заботливо полюбопытствовал: – Как вы там?
– В порядке! С Мясником по рации в «крестики-нолики» играем!
– И чья берет?
– Пока ничья, но он, мерзавец, хамит и жульничает!
– На него похоже! Мы тоже вроде пока целы! Гюнтер сегодня разговорчивый как никогда – целых три слова вместо двух обычных произнес, а вообще ему тут тесновато!
Договорить нам не дал ураганный огонь, открытый противником по нашим укрытиям. Я догадался – бойцы Бернарда прикрывали того, кто зачем-то рвался к «хантеру», – но мы ничего поделать уже не могли. Мне, Саймону и Конраду только и оставалось, что попрятаться за простенками и не высовываться. По видимому мной в боковое окно осыпаемому пулями убежищу Михаила и Гюнтера приходилось констатировать, что тем тоже несладко. Из нас отстреливался один Вацлав, и его выстрелы красноречиво свидетельствовали о том, что поляк будет бороться со своими врагами до самого конца. Вот только и он, и мы предчувствовали, что конец тот будет для него далеко не победным...
Ознакомительная версия.
