Никита Шмелев - Вожак кочевников. На службе его светлости (сборник)

– Да-да, конечно, – я налил ему. Мы молча выпили.

– Знаешь, Альфред, я не должен, наверное, сваливать на тебя свои проблемы. Да и держать тебя здесь. Но я не знаю, как тебе выбраться отсюда.

– А под каким видом я могу здесь остаться? – неожиданно спросил странник, допив свою брагу.

– Ну… Они, верно, решили, что я держу тебя, как слугу… Ты уж извини, это не моя идея.

– Может, если ты возьмешь меня с собой в следующий поход, мне удастся убежать?

– Не уверен. С тебя точно не спустят глаз.

– Ладно, – Альфред сам налил нам еще по стакану. Потом долго смотрел на мутную жидкость, перед тем как выпить. Наконец, странник встал и решительно поднял свой стакан. – Я верю тебе, Иоганн. Я не могу сказать, что одобряю все твои действия. Но, так или иначе, я обязан тебе жизнью. Так же, как и те жители Трех Сосен, которые сейчас здравствуют.

– Хоть и поминают меня не самыми лучшими словами.

– Главное, что должно быть в воине, – чистые помыслы. Итак, я предлагаю тебе свою дружбу, – Альфред протянул руку со стаканом в мою сторону.

– Я принимаю ее с радостью, – сказал я. Мы ударили стаканом о стакан и выпили до дна. Тут же схватились друг за друга, чтобы не упасть. Осторожно сев, Альфред продолжил:

– Мы придумаем что-нибудь. Я считаю, что тебе, как и мне, не место среди них. Надо уходить вместе. Как, пока не знаю. Что-нибудь, да придумаем.

Солнце уже вынырнуло из-за горизонта, освещая пробуждающийся лагерь. Я стоял у выхода из своей палатки, глядел на набиравшее силу светило, и на душе у меня было легко и спокойно. Уже полтора месяца прошло с моей встречи с Альфредом. Многое изменилось, многое встало на свои места. Конечно, в моей памяти еще сохранилось воспоминание о нападении на деревню. Временами, когда я оставался один, я ловил себя на том, что вновь и вновь в моей голове прокручиваются события того дня. Вновь я с мучениями вспоминал и погибших жителей, и презрение в глазах старосты.

За полтора месяца еще трижды я водил бойцов в походы. Старейшина Нач больше не давал мне советов, но, похоже, кое-чем он мне помог. Дело в том, что больше со мной не ходили отряды Тамура и Квиза. Передо мной снова ставили задачу добыть провиант. Я строго объяснял бойцам их действия, и мне удалось покинуть три маленькие деревеньки, не оставляя жертв. Конечно, некоторые крестьяне пытались сопротивляться, а в двух деревнях даже попалось несколько солдат барона. Но все обходилось малой кровью. Те, кто давал отпор, теряли зубы, получали порезы и ссадины. Но они оставались живы. Я понимал, что выше своей головы мне не прыгнуть и удержать бойцов от насилия полностью не получится. Так что, как мне думалось, свою цель я выполнял удовлетворительно.

Альфред, к которому среди кочевников намертво приклеился статус моего слуги, всегда сопровождал меня. Ему так и не удалось сбежать: слишком много глаз смотрели на него. Но он не унывал и нашел себе пока другую задачу. Как бывший военный, он обладал большим опытом, чем я. Усвоив уроки Маклая и пользуясь подсказками Альфреда, мне удавалось проводить все походы быстро и четко. И даже пополнять запасы лагеря. Молодые бойцы, которыми я командовал, все еще рвались в бой. Но им хватало развлечения, когда они пугали крестьян боевыми криками и клацаньем оружия. Я надеялся, что этим они будут ограничиваться и впредь.

В лагере я не слышал особых похвал в свой адрес, никто не возносил меня до небес. Многим кочевникам все еще были непонятны мои бескровные методы. Но в целом меня принимали как полноправного вожака. Оркский предводитель Квиз вел себя со мной холодно и сдержанно, терпеливо дожидаясь, когда ему представится возможность увидеть меня в настоящем бою. Он не говорил лишнего, не хвалил, не оскорблял. Прочие орки изредка пытались как-нибудь раззадорить меня, вызвать на поединок или просто подраться. Я был готов, благо Маклай продолжал тренировать меня. Навыки, которые я получил, были, конечно, незначительны по сравнению с мастерством Маклая или Альфреда. Но то, чему я научился, тоже кое-чего стоило.

Правда, до стычек так и не доходило. Квиз всегда останавливал своих бойцов. Он не был похож на других орков. Даже внешне казался менее страшным и уродливым. Бородавок на его землистой коже было меньше, а зубы, хоть и большие и выпирающие изо рта, были ровнее и, можно сказать, аккуратнее. По нраву Квиз был спокоен, рассудителен. Он умел гасить в себе редкие вспышки гнева или нетерпения, какими бы сильными они ни были. Наверное, поэтому он и стал вожаком.

Тамур тоже не проявлял признаков агрессии. Но я чувствовал, что при взгляде на меня он приходит в ярость. Тамур тоже ждал, но не как Квиз. Он ждал, когда я сделаю неосмотрительный промах, подставлюсь под удар. И Тамур был готов воспользоваться этим, припомнив мне и несостоявшуюся резню в Трех Соснах, и побои, которые я устроил ему на глазах у бойцов. Я затруднялся понять, что помешало ему отплатить мне за унижение сразу после набега. Может, слишком велика была его привязанность к традициям, и меня спасло ожерелье? Или что-то другое, до конца мне было непонятно. Тамур ненавидел меня, это было ясно. Тем не менее в драку он не лез.

Шло время, все в лагере становилось привычным. Я еще больше окреп, в седле сидел так, будто учился этому с детства. Появился сильный загар, лицо сильно обветрилось. В тот год лето пришло быстро, а я проводил под ярким солнцем большую часть времени. И меня уже трудно было отличить от других кочевников.

Однажды в лагерь вернулся один из разведчиков, который относительно хорошо понимал мой родной язык (на котором я уже не мог говорить без пугающего выговора). Ему удалось подслушать разговор двух крестьян, далеко ушедших от своей деревни со своим стадом. Худо-бедно разведчик разобрал их беседу. И, к своему удивлению, я понял, что говорили эти крестьяне обо мне. Точнее, о вожаке варваров, который недавно объявился в окрестностях. Он, то есть я, нападает на деревни, как смерч, пугая мирных жителей боевыми выкриками. Описывали меня крестьяне, естественно, неверно. Что поделать, вести, разносящиеся по деревням, похожи на облака. Они плывут от одного человека к другому, меняя свою форму, размер и суть.

Так, по описанию крестьян, я вытянулся в три человеческих роста, руки мои напоминают стволы вековых дубов. Еще я восседаю на неведомом животном, у которого вырываются языки пламени из ноздрей. Мне даже стало обидно за мою Стрелу. Единственное, что в описании крестьян соответствовало действительности, – это красная повязка на лбу с неведомой надписью. Эту повязку подарил мне Маклай в знак того, что он доволен моим усердием в учебе. На ней на языке кочевников было написано «Иоганн-Вожак».