соломенные чучела, и Давин обучал мальчика премудростям обращения с луком — начиная с того, как нужно ухаживать за своим оружием, и заканчивая оценкой направления и силы ветра.
Конечно, шестилетнему мальчишке боевой лук был не по силам, поэтому специально для него изготовили маленькое, но вполне функциональное оружие. Увилл обожал стрельбу из лука. И у него было одно качество, которое Давин очень ценил. Мальчик пока ещё нечасто попадал в мишень даже с дюжины шагов, но, несмотря на возраст, он не устраивал истерик по этому поводу, не обвинял во всём лук или стрелы, не отбрасывал оружие с криком и не дулся. Его злили промахи, но это была хорошая злость, которая лишь подзадоривала упрямого мальчишку.
Но куда лучше Давин обращался с мечом, и этому искусству он хотел обучить Увилла в первую очередь. Снова специально для мальчика был сделан деревянный меч, утяжелённый металлическими частями. Давин с наслаждением проводил целые часы, обучая Увилла стойкам и ударам. Его жизнь словно наполнилась теперь новым смыслом, и он был счастлив как никогда.
В общем, уже через какие-нибудь пару недель Давин души не чаял в своём воспитаннике. Он действительно любил его как родного сына и готов был на всё, лишь бы сделать его хоть чуточку счастливее. Надо сказать, что и Увилл отвечал полной взаимностью, радуясь внезапному обретению отца.
Счастье, которое нежданно обрёл Давин, долгое время не позволяло ему увидеть скрытую печаль на лице жены. Она безумно любила Увилла, но всё же её уголки рта слегка опускались, когда она глядела на то, как муж возится с ним. По утрам её и без того опухшее лицо всё чаще носило следы недавних слёз, а из груди то и дело украдкой вырывались вздохи. Однако же прошло несколько недель, пока витавший в облаках Давин что-то заметил.
Они сидели за столом, заканчивая второй завтрак. Увилл, как и все дети, не слишком-то любящий есть, обычно лишь завтракал и ужинал, так что остальные трапезы супруги делили лишь друг с другом. Давин, в общем-то, тоже был неприхотлив в еде и мог бы, подобно Увиллу, довольствоваться лишь двумя плотными приёмами пищи, но для Кары эти минуты, кажется, были очень важны, так что он старался не пропускать ни второй завтрак, ни обед, ни полдник.
— Ты нездорова, белочка? — глядя на болезненную бледность и потухшие глаза жены, спросил Давин. Ещё со времён их помолвки он нежно называл её «белочкой», конечно же не на людях. С тех пор страсть давно уж прошла, но он продолжал это делать, зная, что Каре это приятно.
— Что-то голова болит с утра, — потирая виски, ответила та.
— Ты отчего-то грустна в последнее время, — словно только что осознав этот факт, вновь заговорил Давин, вглядываясь в супругу. — Что произошло?
— Тебе показалось, дорогой, — возразила Кара, но Давин заметил, как уголки её губ вновь скорбно опустились. — Всё хорошо.
Кара была не слишком хороша собой, особенно теперь, спустя более чем шесть лет их брака. Она была невысокой и очень грузной женщиной, причём это была не здоровая пышущая полнота. Рыхлое тело с нездоровой кожей, редеющие жёсткие волосы, множество прыщиков по всему телу. Давин давно уже не любил её как женщину, если вообще когда-то такая любовь была. Но за шесть лет Кара стала для него хорошим другом. Он бесконечно уважал её и относился к ней с большой теплотой. И меньше всего ему хотелось, чтобы она грустила.
Именно поэтому он сейчас не довольствовался её отговорками, поскольку видел, что его жена страдает.
— Ну же, белочка, расскажи мне, — мягко, но настойчиво попросил он. — Тебя что-то мучит, и я должен знать — что именно.
Несмотря на хроническую болезнь, не только изуродовавшую её, но и доставлявшую физические страдания, Кара обычно бывала весёлой и жизнерадостной. Но сейчас эта странная тоска буквально сочилась из неё, так что Давин в душе обругал себя последними словами за то, что не заметил этого раньше. Только сейчас он увидел, насколько тяжело этой женщине, которую он привык видеть улыбающейся несмотря ни на что.
И вот Кара внезапно уткнула лицо в ладони и разрыдалась. До сих пор она плакала считанное число раз, так что каждый такой случай производил на Давина неизгладимое впечатление.
— Что случилось? — утешитель из Давина был неважный, поэтому он лишь неловко поднялся и, подойдя к жене сзади, обнял за плечи.
— Всё в порядке, Давин, я просто устала, — сквозь рыдания отвечала Кара.
Но всё же было похоже, что предел её терпения был достигнут, и она уже не могла держать в себе те мысли, что снедали её всё последнее время. Поэтому крик души всё же прорвался наружу спустя всего несколько мгновений.
— Как бы я хотела умереть… — прорыдала она. — Чтобы не мешать тебе жить…
— Что ты такое говоришь, белочка? — вскричал Давин, ещё сильнее сжимая её в объятиях и целуя в заметно поредевшие волосы. — Разве ты мне мешаешь жить? Да без тебя я бы давно уже пропал!
— Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Увилла? — в этом голосе не было ни злости, ни обвинения. Лишь горе и самобичевание. — Каждый день ты смотришь на него и думаешь о том, что у тебя нет сына!
— Это не так! — тон Давина был абсолютно искренним, хотя, конечно, в этом Кара была права. — Да и что за беда — мы ещё так молоды! Уверен, что у нас будет не один, а сразу несколько сыновей и дочурок!
— Я никогда не рожу тебе ребёнка, Давин… Я больна… Мы столько пытались — и никакого результата! Если бы я умерла, ты мог бы спокойно жениться на ком-то, кто сможет дать тебе наследника! Может быть даже и на Лауре…
— У нас будет ребёнок, слышишь! — шептал Давин, поглаживая голову жены. — Выброси эти глупые мысли из головы, белочка! Я не хочу больше об этом слышать никогда!
— Но это правда! — не обращая внимания на последние слова мужа, продолжала Кара. — Я сковываю тебя, Давин! Я мешаю тебе жить! Ах, если бы я умерла!
— Прекрати! — уже резче одёрнул он её. — Ты говоришь ерунду! Перестань немедленно, слышишь!
— Прости меня, Давин! — Кара схватила его руки и начала исступлённо целовать их, пока он их не отдёрнул. — Прости, что не родила тебе сына! Ты подожди, я больна, я скоро умру! Потерпи ещё немного!..
— Довольно с меня этого! — разрываясь между злостью и жалостью, воскликнул Давин и стремительно выскочил из столовой.
В тот день он старательно избегал оставаться наедине с Карой, поэтому
