слушай меня. Плевать, чего тебе хочется, а чего нет, — прошипел хёвдинг. — Мне в рунах расти нельзя. И один Мамир знает, когда я превращусь в тварь. Как думаешь, кто будет держать хирд? Ты и твой безднов дар. Чем больше у тебя рун, тем сильнее дар. И ты будешь добивать за мной, пока не станешь хельтом. Понял? А теперь следи за гребцами. Хоть один убежит, шкуру спущу. И твой отец меня не остановит!
И ушел.
А я остался, как оплеванный.
* * *
Мы подошли к пристани, когда уже совсем стемнело. Хорошо, что сторбашевцы догадались зажечь факелы и осветить берег.
Наймиты держались хорошо, по пути Кудлатый много балагурил, выспрашивал у нас, кто мы такие, но ни Простодушный, ни Булочка особо не болтали. Зато Живодер устроился возле Кудлатого и отвечал ему, но на бриттском. И по тем словам, что я сумел разобрать, бритт рассказывал, что собирается сделать с этим хирдманом. Уж больно часто в его речи мелькали «нож», «рана», «кожа», «боль» и, конечно, Домну.
Когда наймитов вывели на берег, ульверы и люди отца уже стояли там.
Кудлатый нервно спросил у Альрика:
— Ну, мы же договорились? Ты Фомриром поклялся.
— Верно. Но главным я был только на корабле, а здесь земли Эрлинга. Тут его слово выше моего.
Кто-то из наймитов сообразил быстрее прочих, дернулся к морю и рухнул с подрубленной ногой.
— Пока убивать не будем, — сказал Альрик. — Так что ведите себя смирно!
Пленных отвели в тингхус. Орсова женщина занялась ранеными, и Живодер растерялся, куда ж ему идти: то ли лечить, то ли смотреть за допросом. Рысь сказал ему пару слов, и бритт поспешил за Орсовой женщиной.
— Слушай, — спросил я Леофсуна, — а чего Живодер шепнул тому кудлатому на корабле?
— Сказал, что путь его оборвется до полуночи.
Мы дождались посланца от Полузубого. Он передавал, что справился с работой, но он и его люди останутся на ночь в лагере, еще раз обыщут всё поутру. Эрлинг уточнил, остался ли кто в живых из наймитов, но бритт сказал, что убили всех. Значит, и заплечного их хёвдинга тоже.
Откладывать разговор не стали. Там же в тингхусе и взялись допрашивать пленных. Но никто из них ничего не знал. Договорился их хёвдинг с нанимателем в Мессенбю, где многие хирд ищут себе работ. Людей у него было немного, человек десять всего, потому там же он и подыскивал пополнение в хирд. Брал всех, кто хускарл и со своим оружием. Обещал несложную работу на год-два с хорошей оплатой. Вперед никому не платил, но зимой отдал обещанное серебро честь по чести. Звать его Йор Жеребец.
Альрик покачал головой. Он такого имени не помнил.
Среди пленных нашлись и те, кто ходили с Йором два года. Жеребец брался за такую работу, которая приносит много денег и мало славы, всегда скрывал имена нанимателей, договаривался с ними один на один, не считая заплечного. И если не было работы, то держал хирдманов ровно столько, чтобы справлялись кораблем. При случае добирал людей в первых же городах, а по окончании дела зачастую убивал. Оставлял лишь тех, кто подходил по нраву.
— Что же, — промолвил отец, — тогда всех, кто ходил с Йором больше года, убить.
Четыре хускарла закричали возмущенно, один попытался выхватить оружие у Вепря, но быстро утихомирился с мечом у горла.
— Мне силу поднимать нельзя, — продолжил Эрлинг. — Слишком многие меня помнят семирунным. Альрик, возьмешь?
Хёвдинг отказался.
— Лучше своих пятирунных подними до хускарлов. Тебе пригодятся сильные бойцы.
Бои устраивать не стали. Нам не нужно было вопрошать волю богов. Если бы боги считали нас неправыми, мы бы не победили в морском сражении.
Этих четверых вывели во двор, и названные Эрлингом сторбашевцы убили их. Двое получили шестую руну.
— Теперь с вами…
— Разреши мне поспрашивать их кое о чем, — попросил Альрик.
Отец согласился.
Беззащитный не стал вызнавать истории пленных и что они делали. Нет, он спросил, какие у них дары и как проявляются, есть ли условия для получения благодати.
Кудлатый пожал плечами. Если у него и был дар, то он его не приметил. Один, с красной мордой, сказал, что пьяным сражается лучше, и сил становится не как у восьмирунного, а почти как у десятирунного. Другой заявил, что после шестой руны перестал мерзнуть, может спать в снегу в одной рубахе и штанах, плавать зимой в проруби, не стуча зубами и не синея от холода.
— Как же ты получил шестую руну? — поинтересовался Простодушный.
— Участвовал в охоте на гармов неподалеку от Хандельсби, — буркнул незамерзающий. — Отбился от остальных, наткнулся на пару этих тварей. Одну убил, а вторую сильно ранил. И хоть сам был изорван в клочья, пополз за выжившим гармом. Крови из меня вытекло немерено, одежда вся драная и мокрая. Колотило так, что боялся рот раскрыть, чтобы не откусить язык. Фомрир взглянул на мои потуги и сжалился. Я добрался до издыхающей твари, убил и получил шестую руну. Вот с тех пор и не мерзну.
Бесполезный дар, как по мне. Зимой хирдманы редко ищут работу, больше по теплым домам отсиживаются.
— Видимо, и впрямь люди получают дары, если шестая руна нелегко далась. Коли резать беспомощных, так боги ничего и не отвесят.
Эмануэль добавил:
— Или так, или через условие. Условие само по себе тяжело, каким бы оно ни было.
А я ведь даже не заметил, как Мамиров жрец пробрался в тингхус.
Еще один пленный сказал, что может сожрать что угодно. И что угодно — это совсем что угодно: хоть деревяшку, хоть железный нож.
— Зубы, конечно, железо не любое перекусят, но если уж сумел проглотить, так и переварить смогу.
— А это как вышло?
— Жил так, — ответил худющий, как жердь, хускарл. — Порой только шишки зимой и жрали.
И курносый мужик со странным звездчатым шрамом на лбу сказал, что выдерживает любое давление рунной силы.
— Сторхельта не знаю, не пробовал. Но хельтову силу сразу после шестой руны и не чувствую вовсе.
— А руны различаешь?
— Нет. Худо-бедно могу хельта от хускарла отличить.
К моему удивлению, хёвдинг предложил двоим вступить в наш хирд: морозостойкому и со шрамом на лбу.
— Легкой добычи не обещаю, и поработать придется изрядно, но я веду дела честно, из хирда моего уходят редко, силу поднимают споро. Сначала веры вам мало, всегда пригляд будет. Ну, а там как себя покажете.
Хускарлы, не раздумывая долго, согласились. А прочих, в том числе и Кудлатого, пустили на благодать для отцовых людей.
Под утро на Сторбаш обрушился короткий сильный ливень.