— Неверно, — возразил Золрааг. — Под властью Империи Раса и подчиненные ей виды процветают многие тысячи лет и никогда не забивают свои головы мыслями об избрании собственных правителей и прочей чепухой, о которой вы болтаете.
— На это есть два возражения, — ответил Мойше. — Во-первых, вы никогда еще не пытались управлять людьми…
— Чему, приобретя недолгий опыт, я искренне рад, — перебил его Золрааг.
— Человечество было бы радо, если бы вы до сих пор его не имели, — сказал Русси. Он не стал делать на этом особый упор, ибо ранее уже признал, что, не появись ящеры, он и его народ были бы истреблены. Мойше попробовал иную тактику: — А как бы отнеслись ваши подчиненные расы к тому, что вы говорите?
— Уверен, они согласились бы со мной, — ответил Золрааг. — Едва ли они станут отрицать то, что после нашего правления им живется лучше, чем в те варварские времена, которые, как я полагаю, вы назвали бы свободой.
— Если они вас так любят, почему же вы не взяли никого из них на Землю?
Русси пытался поймать губернатора на лжи. Немцы без особого труда формировали силы безопасности из представителей завоеванных ими народов. Если ящеры поступают так же, почему же они не использовали своих подчиненных для помощи в войне или по крайней мере для полицейских функций?
— Солдаты и администрация Империи состоят только из членов Расы. Отчасти это традиция, истоки которой кроются в той эпохе, когда Раса была единственным народом в Империи… впрочем, вы, тосевиты, равнодушны к традициям.
На это Русси хотел сердито возразить, что возраст его расы уже более трех тысяч лет и его народ свято следует своим традициям. Но до него дошло, что для Золраага три тысячи лет были равнозначны позапрошлому лету.
— Не стану отрицать, что другой причиной является безопасность Расы. Вы должны были бы гордиться, что вам позволено помогать нам в наших усилиях по умиротворению Тосев-3. Уверяю вас, такая привилегия не была бы дарована ни халессианцу, ни работевлянину, хотя члены подчиненных рас могут свободно развиваться в тех областях, которые не затрагивают сфер управления и безопасности Расы.
— Мы по-своему понимаем слово «свобода», — сказал Русси. — Уверен, не будь я вам полезен, вы не даровали бы мне эту привилегию.
В последнее слово он вложил всю иронию, какую только мог. С таким же успехом Золрааг мог сказать, что, когда ящеры включат Землю в свою Империю, людям оставят участь лесорубов и водоносов и навсегда запретят заикаться о собственной судьбе.
— Вы, несомненно, правы, гepp Русси. Я предлагаю вам как следует это запомнить, полностью воспользоваться предоставленной вам возможностью и прекратить глупые жалобы по поводу нашего правления.
Использовать против него иронию было так же безрезультатно, как палить из немецкого противотанкового ружья по танкам ящеров. Русси сказал:
— Я не могу сделать то, о чем вы меня просите, и не только потому, что не хочу терять уважения к себе, но еще и потому, что ни один человек, услышавший, как я восхваляю вас за уничтожение Вашингтона, больше никогда не станет серьезно относиться к моим словам.
— Вплоть до этого момента вы были для нас полезны, поэтому я давал вам много шансов передумать, даже, наверное, больше, чем следовало бы. Но теперь шансов у вас больше не будет. Вы понимаете, что я говорю?
— Да. Делайте со мной что хотите. Я не могу исполнить ваши требования.
Русси облизнул сухие губы. Как и в дни нацистского владычества в гетто, он надеялся/что сможет выдержать пытки ящеров.
— Мы ничего не будем делать с вами, герр Русси, — сказал Золрааг. — Непосредственное устрашение в вашем мире оказалось менее действенным, чем мы того желали.
Русси во все глаза глядел на него, едва веря своим ушам. Но губернатор еще не закончил:
— Проведенные исследования предлагают другой способ, который может оказаться более эффективным. Как я говорил, за свой отказ лично вы не пострадаете. Но мы подвергнем строгому наказанию самку, с которой вы спариваетесь, и вашего детеныша. Надеюсь, это сможет произвести определенные изменения в ваших взглядах.
Мойше глядел на него не столько с недоверием, сколько с ужасным разочарованием.
— А я-то думал, что помог изгнать нацистов из Варшавы, — наконец произнес он.
— Верно, дойч-тосевиты были целиком и полностью изгнаны из этого города, в том числе и с вашей помощью, — сказал Золрааг, совершенно не уловив смысла. — Мы ждем от вас дальнейшей помощи по убеждению ваших соплеменников в справедливости нашего дела.
Губернатор говорил без видимой иронии. Но даже нацист не решился бы угрожать женщине и ребенку и тут же заявлять о справедливости своего дела… «Чужак». — подумал Русси. Только сейчас до него полностью дошел смысл этого слова.
Мойше хотел указать Золраагу на ошибки в его рассуждениях. В первые дни после прихода ящеров он еще мог позволить себе столь опрометчивый поступок. С тех пор ему мало-помалу пришлось научиться различать, что к чему. Теперь же его неосмотрительность угрожала не только ему самому, но и Ривке с Рейвеном. Так что надо полегче.
— Вы ведь понимаете, что предлагаете мне нелегкий выбор, — сказал Мойше.
— Отказ от сотрудничества с вашей стороны вынудил меня на такой шаг, — ответил Золрааг. — Вы просите меня предать свою веру, — сказал Русси. Это была чистая правда. Он попробовал придать голосу жалостливо-просящую интонацию: — Пожалуйста, дайте мне несколько дней на обдумывание того, что я должен сделать.
На этот раз трюк с болезнью не сработает. Мойше знал об этом заранее.
— Я только прошу вас продолжать работать с нами и для нашего дела, как вы работали прежде. — Насколько Русси становился все осторожнее в своих высказываниях, настолько и Золрааг делался все подозрительнее относительно того, что слышал от Русси. — Почему вам нужно время на обдумывание? — Губернатор что-то сказал в аппарат, стоявший возле него на столе. Это был не телефон, но оттуда все равно раздался ответ. Иногда Мойше казалось, что машина думает за Золраага. Губернатор объявил: — Наши исследования показывают, что угроза против семьи тосевита чаще всего оказывается наиболее эффективным способом добиться его послушания.
От Русси не ускользнуло то, как Золрааг произнес эту фразу.
— А для Расы это тоже справедливо? — спросил он, надеясь отвлечь Золраага от умозаключений насчет того, зачем ему понадобилось дополнительное время на обдумывание.
Уловка сработала — по крайней мере дала несколько лишних минут. Губернатор совсем по-человечески хмыкнул, рот его широко раскрылся. Видно, вопрос Мойше его позабавил.
