Анелевич не дал Мойше долго раздумывать. Он продолжал:
— Ну а вслух вы скажете жене, что все втроем отправитесь за покупками на рынок на Гесьей улице. Затем идите туда, но не сразу, выждите часа два. И пусть ваша жена наденет какую-нибудь заметную шапку.
— А что произойдет потом?
— Реббе Мойше, — устало усмехнулся боевой командир, — чем больше вы знаете, тем больше смогут из вас выжать. Ваша жена и ваш сын исчезнут прямо у вас на глазах — но и тогда всего вы знать не будете. И это к лучшему, уж поверьте мне.
— Ладно, Мордехай. — Русси бросил быстрый взгляд на своего спутника. — Надеюсь, из-за меня вы не подвергаете себя слишком большой опасности?
— Жизнь — это игра, — пожал плечами Анелевич. — За минувшие два года мы в этом убедились, не так ли? Рано или поздно вы проигрываете, но бывают моменты, когда все равно нужно делать ставку. Идите и действуйте так, как я вам сказал. Рад, что вы сами не хотите прятаться. Мы нуждаемся в вас, вы — наша совесть.
Всю дорогу до своего дома Мойше ощущал себя виноватым. По пути он остановился, чтобы настрочить жене записку о предложениях Анелевича. Однако, засовывая записку в карман, он все же сомневался, нужна ли она на самом деле. Когда Русси завернул за последний угол, то увидел часовых — ящеров, стоявших у подъезда дома. Вчера их тут не было. Чувство вины испарилось. Чтобы спасти семью, он сделает все, что нужно.
Ящеры внимательно оглядели его.
— Вы — Русси? — спросил один из них на ломаном немецком языке.
— Да, — отрывисто бросил он и быстро пошел дальше.
Отойдя на несколько шагов, он подумал: «Может, следовало им соврать?» Похоже, ящеры с таким же трудом различают людей, как те — ящеров. Мойше сердито топал по ступенькам, поднимаясь к себе в квартиру. Возможно, он упустил прекрасный шанс…
— Что случилось? — недоуменно моргая, спросила Ривка, когда он с шумом захлопнул за собой дверь.
— Ничего. — Русси ответил как можно беззаботнее: сообразительные приспешники Золраага могли подслушивать. — Слушай, почему бы нам всем не сходить днем за покупками? Поглядим, чем сегодня торгуют на Гесьей улице.
Жена посмотрела на него так, словно он внезапно тронулся умом. Он не только никогда не любил болтаться по магазинам, но и его оживленный тон не вязался с тем, как Мойше ворвался в квартиру. Прежде чем Ривка сумела раскрыть рот, он достал записку к подал ей.
— Что это… — начала было она, но поспешно умолкла, увидев, как муж энергично трясет пальцем около рта. Глаза Ривки расширились, когда она прочла записку. Женщина отреагировала по-военному. — Конечно, обязательно пойдем, — весело сказала она.
Но взгляд ее при этом стремительно зашарил по сторонам, в поисках микрофонов, о которых предупреждали строчки записки.
«Если бы мы могли их легко отыскать, они не представляли бы собой такой угрозы», — подумал о микрофонах Русси. Жене он сказал:
— И почему бы тебе не надеть новую серую меховую шапку, которую ты недавно купила? Она так идет твоим глазам.
Одновременно Мойше лихорадочно кивал, показывая, чтобы она непременно так и поступила.
— Обязательно надену. Я достану ее прямо сейчас, чтобы не забыть, — сказала Ривка и, обернувшись, добавила: — Тебе нужно бы почаще говорить мне такие слова.
В голосе ее было больше озорства, чем упрека, но Мойше все равно ощутил привкус вины.
Эта шапка, теплая, с опускающимися ушами, когда-то принадлежала красноармейцу. Конечно, то была далеко не женская меховая шапочка, зато она была теплой — ценное качество в городе, где всего не хватает и где запасы топлива вот-вот подойдут к концу. И шапка действительно здорово подчеркивала глаза Ривки.
Чтобы убить время, поговорили о повседневных делах. Анелевич просил не торопиться. Потом Ривка застегнула пальто, потеплее одела Рейвена, завизжавшего от восторга при упоминании о прогулке, и все трое покинули квартиру. Едва они вышли за порог, Ривка спросила:
— Так из-за чего весь этот балаган?
Пока они шли к лестнице и спускались вниз, Мойше объяснил жене то, о чем не смог написать в записке. И добавил:
— Поэтому вас с Рейвеном где-нибудь спрячут, чтобы помешать ящерам управлять мною.
— Но где спрячут? — не унималась Ривка. — Куда мы отправимся?
— Не знаю, — ответил Русси. — Мордехай не захотел мне говорить. Возможно, он и сам не знает и оставляет свободу выбора для тех, кто меньше всего рискует угодить к ящерам на допрос. Любой раввин пришел бы в ярость от моих слов, но иногда невежество является лучшей защитой.
— Я не хочу тебя оставлять, — сказала Ривка. — Отсиживаться где-то, когда ты в опасности… Это нечестно. Я…
Раньше чем она успела произнести «не хочу», Мойше ее перебил:
— Это самое лучшее, что ты можешь сделать для моей безопасности.
Он хотел сказать еще кое-что, но к тому времени они подошли к двери парадной, а никто из них не знал наверняка, насколько хорошо дежурившие ящеры знают польский язык.
Мойше почему-то не удивило, когда эти охранники, вместо того чтобы остаться на посту, двинулись вслед за ними. Ящеры не шли впритык, словно тюремщики, но и не позволяли троим людям удаляться более чем на десять-двенадцать метров. Если бы он или Ривка попытались оторваться а бросились бежать, ящеры без труда догнали бы их или застрелили. Кроме того, такой побег повредил бы разработанному Анелевичем плану.
И потому они шли, стараясь выглядеть как можно спокойнее, словно ничего не происходило. Когда семейство Русси подошло к рынку, за ними тащились уже четверо ящеров и еще двое двигались впереди, вращая глазами. Чтобы следить за обстановкой, пришельцам не требовалось постоянно крутить головой и оглядываться.
Гесья улица, как обычно, кипела жизнью. Лотошники громко предлагали чай, кофе и кипяток, подслащенный сахарином, наливая все это из самоваров. С тележек торговали турнепсом. Какой-то мужчина с револьвером сторожил ящик с углем. Другой сидел за столом, на котором были разложены велосипедные запчасти. Женщина вынесла пойманных в Висле лещей. В таком холоде рыба могла сохраняться до весны. На нескольких прилавках торговали трофейным русским и немецким обмундированием. Немецких вещей было больше, но красноармейские стоили дороже — русские умели воевать с холодом. Мойше увидел, что даже ящеры столпились там. Это заставило его прибавить шагу.
— Куда мы идем? — спросила Ривка, когда он резко изменил направление.
— Точно не знаю, — ответил Мойше. — Давай просто потолкаемся вокруг: и поглазеем, где чем торгуют.
«Потолкаемся вокруг и дадим людям Анелевича нас заметить», — подумал он.
