Ознакомительная версия.
Присмотревшись, я также заметил мелькающие в пылевой завесе стремительные тени. А прислушавшись, уловил сквозь мерный гул работающего на холостом ходу Трудяги далекий раскатистый грохот. Он то стихал, то вновь нарастал, но не прекращался ни на мгновение.
Такой же шум можно порой расслышать, находясь поблизости от какого-нибудь Столпа, когда от него начинают отваливаться не один и не пять, а сразу не менее полусотни обломков. Иносталь, содрогающаяся от наносимой по ней череды мощных ударов, – спутать подобные звуки с другими нельзя даже на большом расстоянии. И поскольку перед нашим отбытием из крепости нас не предупреждали ни о каких намечающихся в ней ремонтно-строительных работах, становилось очевидно: все, что мы сейчас видим и слышим, есть отзвуки не созидательного, а, напротив, разрушительного процесса. И его немалые масштабы было нетрудно оценить уже отсюда.
– Пропади все пропадом, да ведь там идет самая настоящая война! – ошарашенно проговорил я. – И не просто война, а…
Я не договорил, отказываясь озвучивать очевидную догадку, и вместо меня это сделала Долорес:
– По-моему, нет сомнений в том, что войска Владычицы Льдов осадили Гексатурм и начали штурм его западной стены. Святой Фидель Гаванский, это ж какие силы они туда подтянули?
– Наверняка всю эскадру адмирала Чарльза Дирбонта, – нахмурившись, предположил я. – Или по крайней мере большинство его ударных дивизионов. Без Дирбонта и его техники взять крепость табуитов невозможно в принципе. Да и Кавалькада, могу поспорить, эту войну также не пропустит. Не говоря о простой пехоте, которая прибыла туда на борту бронекатов. И разрази меня метафламм, если южане, проделав такой путь, не настроены воевать до победного конца!
И будто вторя моим словам, вершину одной из еще не поврежденных башен окутал черный всполох. Довольно крупный и тоже заметный издалека. Такой выброс метафламма мог быть порожден источником пламени, многократно большим, чем огонек зажигалки гранд-селадора и те коварные пули, какими обстреливали нас в предгорьях Хребта кабальеро. Стало быть, армия Владычицы располагала не только такими пулями, но и «би-джи»-снарядами помощнее. И раз так, значит, моя догадка начет эскадры адмирала Дирбонта была верной. У него имелись самоходные метательные машины-дальнобои, способные зашвырнуть такой заряд на расстояние, на котором он станет безопасным для метателя. А пробив обычными камнями иностальную обшивку башен, Дирбонту затем не составит труда подточить их метафламмом. Что, видимо, и произошло с теми из них, какие уже начали разваливаться.
С башней, возле которой разразился черный всполох, ничего не случилось; по крайней мере, отсюда она не выглядела поврежденной. Однако, судя по легкости, с какой дальнобой южан добил до башенной верхушки, они обстреливали метафламмом и камнями не только стену, но и внутреннюю территорию крепости. Разве только, как стало понятно в ходе наблюдения, «би-джи»-снаряды падали на нее редко, а значит, их количество у осаждающих было ограничено. Чего нельзя сказать о каменных глыбах, добыть которые они могли буквально повсюду. Добыть и забрасывать ими Гексатурм до тех пор, пока тот не падет или пока у адмирала не сломается последнее дальнобойное орудие.
За время, что мы с Малабонитой изучали горизонт, внизу у мачты собрались все, кто присутствовал на «Гольфстриме», включая де Бодье и Дарио, которые до этого находились в моторном отсеке. Застопорив колеса, механик и его ученик также не захотели томиться в неведении и выбрались на палубу, дабы выяснить, чем вызвана внезапная остановка.
Молчать о том, что происходит в Гексатурме, не имело смысла. И мы, вкратце обрисовав ситуацию, предложили всем желающим взобраться на марс и лично удостовериться в том, что я и Моя Радость не перегрелись на солнце и не бредим.
Само собой, такое желание изъявили все без исключения, и лишь у Сенатора оно, к сожалению, не совпадало с его физическими возможностями. Поэтому ему пришлось довольствоваться моим рассказом да возбужденными комментариями, что долетали с мачты всякий раз, когда на нее поднималась очередная пара наблюдателей. Особенно жутко звучали те выкрики, что извещали нас о новом «би-джи», чьи всполохи возникали над крепостью с интервалами где-то от десяти до пятнадцати минут. Камни же продолжали летать по воздуху без перерыва – как бросаемые южанами, так и сбрасываемые на них со стены монахами.
Продолжать путь, не обсудив увиденное, было неразумно, и мы собрались на экстренный совет прямо у подножия мачты. Как я и предчувствовал, дальнейшие планы табуитов не совпали с нашими. Монахи и Дарио пришли в немалое возбуждение. Они махали руками и рвались на помощь братьям, в то время как я, Долорес и Гуго призывали их не спешить, сначала все обдумать и лишь потом решать, как нам теперь быть.
Один лишь Сандаварг набычился и молчал, поскольку впал в нетипичное для себя состояние: он колебался. Звериное естество северянина влекло его на битву. Но разум, коего он также не был лишен, протестовал: глупо идти сегодня на поводу у этого самоубийственного желания. Пускай редко, но подобные озарения на Убби все-таки нисходили. В чем, как он сам признавался мне тогда, в Дельгадо, было отчасти виновато его общение со мной – человеком, чья патологическая осторожность заразила даже такого сорвиголову, как Сандаварг.
Если у ордена и существовали секретные пути в Червоточину, наши селадоры о них понятия не имели. А попасть в Гексатурм через западные ворота у нас не выйдет, даже прорвись мы к ним через штурмовые порядки врага по наведенной им через ров переправе (надо полагать, табуиты успели уничтожить свой быстро разрушаемый мост до подхода противника). Никто не откроет нам наглухо запечатанные проходы, ведь у нас на хвосте будет висеть Кавалькада и половина эскадры Дирбонта. Кидаться же на них в атаку лишь ради того, чтобы геройски погибнуть, я отнюдь не собирался. Ради каких таких убеждений, спрашивается?
Находись «Гольфстрим» в настоящий момент на территории крепости, я отрабатывал бы свой контракт, делая все, что прикажет наниматель. Но сейчас передо мной стояло лишь два контрактных обязательства: вернуться в Гексатурм и присматривать за Тамбурини-младшим. Первое по не зависящим от нас причинам мы выполнить не могли. Зато второе обязательство продолжали добросовестно выполнять. И намеревались делать это дальше, вплоть до поступления на сей счет новых распоряжений.
Спор между нами и табуитами разгорелся нешуточный. Все мы упрямо стояли на своем, наотрез отказываясь признать доводы оппонента. Еще немного, и разгневанные нашей строптивостью монахи, вполне вероятно, схватились бы за оружие и заставили нас везти их в бой силой. Это желание явственно читалось на их лицах. Но присутствие Сандаварга, чье колебание свидетельствовало о том, что пока он на нашей стороне – стороне разума, – удерживало селадоров от этого шага.
Ознакомительная версия.
